В другой раз Булгаков, куда-то торопившийся, забыл вдеть в портупею шпагу и шел по улицам без шпаги. На беду его встретил великий князь. «Офицер расстается с своею шпагой или саблей только в двух случаях: в гробу и под арестом! – воскликнул он. – В гроб тебя я не положу, а на гауптвахту посажу, но прежде отправления на гауптвахту я хочу дать тобою полюбоваться твоему полковому командиру и полковым командирам всей гвардии. Садись ко мне в коляску». Булгаков сел в коляску великого князя, который и привез его в Михайловский дворец и, сказав: «Ты мой арестант», оставил его в своем кабинете, а сам вышел в приемный зал, где его уже ожидали полковые командиры, ежедневно являвшиеся к нему перед разводом. Великий князь долго говорил им о распущенности гвардейских офицеров и в подтверждение своих слов обещал показать одного такого. Говоря это, он отворил дверь своего кабинета и позвал Булгакова, который смело выступил для осмотра. «Любуйтесь, любуйтесь вашим офицером», – сказал великий князь полковому командиру Московского полка, где служил Булгаков. Генерал, осматривая провинившегося офицера со всех сторон и во всех подробностях, не находил провинности в амуниции.
– Ну, видел, каков молодец! на месяц на гауптвахту.
– Ваше высочество, – объяснил полковой командир, – я не нашел в нем никакой ошибки.
– Ты и не мог найти того, чего нет, – вскричал великий князь. – А где же его шпага?
– Шпага на своем месте, – отвечал начальник Булгакова.
И действительно, Булгаков был при шпаге. Великий князь назвал его новым Пинетти, приказал командиру взять шпагу и возвратить тому офицеру, которого арестовал вчера, и оставил его шпагу в кабинете у себя, позабыв отослать к коменданту.
– А все-таки пусть Пинетти отправится на гауптвахту на Сенную, – закончил он.
В другой раз великий князь Михаил Павлович встретил Булгакова, кутящего в компании, в ресторане, за несколько верст от лагеря. «Почему ты здесь, Булгаков, ведь ты в лагере дежурный по полку! Хорош гусь, хорош!», и вслед за тем он крикнул кучеру: «В лагерь, живо!» Коляска быстро донесла великого князя до лагеря. Раздался гневный крик великого князя: «Дежурные по полкам – сюда!» Все дежурные мигом собрались к великому князю. В числе их был и Булгаков. Великий князь глазам своим не поверил и, выйдя из коляски, отозвал Булгакова в сторону и сказал: «Даю тебе, Булгаков, слово, что тебе ничего не будет за твою провинность, скажи только, каким образом ты оказался здесь в одно время со мной?» – «Самым простым образом, ваше высочество, – ответил Булгаков. – Вы сами меня привезти изволили в вашей коляске, только на запятках».
Однажды великий князь Михаил Павлович встретил Булгакова у Аничкова моста. На этот раз его высочество видит, что Булгаков в полной форме с головы до ног. «Ваше высочество, – говорит он, подойдя к нему, – осмелюсь просить оказать мне великую милость: дозвольте пройти с вами по Невскому». – «Для чего тебе это нужно?» – спрашивает его великий князь. «Чтобы поднять мой кредит, который сильно упал». Великий князь дозволил ему дойти до Казанского моста.
Граф М. Ю. Виельгорский
М. Ю. Виельгорский иногда пел у нас свои романсы, а К. А. Булгаков, известный повеса своего времени, садился за фортепиано вслед за ним и так искусно передразнивал его, что из другой комнаты трудно было различить, что это поет молодой человек, а не старик. Виельгорский сам аплодировал ему и смеялся от души. Булгаков был очень даровитый человек, имел большие способности к музыке, рисовал отлично карандашом и был необыкновенно остроумен; и все свои способности он загубил, ведя ненормальную жизнь. Когда он бывал у нас с Глинкой, то за чаем оба выпивали бессчетное число рюмок коньяку, и на них это не имело никакого влияния, точно они пили воду.
Граф Виельгорский был рассеянности баснословной. Как-то он отправился к кому-то с неурочным визитом.
Лакей отправился узнать, принимают ли сегодня.
Когда лакей, возвратясь к дверцам кареты, сказал графу, что принимают, Виельгорский торопливо проговорил:
– Скажи, что меня дома нет.
Хозяин (за обедом):
– Вы меня извините, если обед не совсем удался. Я пробую нового повара.
Граф Михаил Виельгорский (наставительно и несколько гневно):
– Вперед, любезнейший друг, покорнейше прошу звать меня на испробованные обеды, а не пробные.
Хозяин:
– Теперь поднесу вам вино историческое, которое еще от деда хранится в нашем семейном погребе.
Граф Михаил Виельгорский:
– Это хорошо, но то худо, что и повар ваш, кажется, употребляет на кухне масло историческое, которое хранится у вас от деда вашего.
N.N. говорил о Виельгорском: Personne n’est plus aimable que lui mais a un mauvais diner il devient feroce (Нельзя быть любезнее его, но за дурным обедом он становится свирепым).