Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

В архиве его (А. И. Тургенева) или в архивах (потому что многое перевезено им к брату в Париж, а многое оставалось в России) должны храниться сокровища, достойные любопытства и внимания всех просвещенных людей. О письменной страсти его достаточно для убеждения каждого рассказать следующий случай. После ночного бурного, томительного и мучительного плавания из Булони Темзой в Лондон он и приятель его, в первый раз, тогда, посещавший Англию, остановились в гостинице по указанию и выбору Тургенева и, признаться (вследствие экономических опасений его), в гостинице весьма неблаговидной и далеко не фешенебельной. Приятель на первый раз обрадовался и этому: расстроенный переездом, усталый, он бросился на кровать, чтобы немножко отдохнуть. Тургенев сейчас переоделся и как встрепанный побежал в русское посольство. Спустя четверть часа он, запыхавшись, возвращается и на вопрос, почему он так скоро возвратился, отвечает, что узнал в посольстве о немедленном отправлении курьера и поспешил домой, чтобы изготовить письмо. «Да кому же хочешь ты писать?» Тут Тургенев немножко смутился и призадумался. «Да, в самом деле, – сказал он, – я обыкновенно переписываюсь с тобою, а теперь ты здесь. Но все равно: напишу одному из почт-директоров; или московскому, или петербургскому». И тут же сел к столу и настрочил письмо в два или три почтовых листа.

(П. Вяземский)

Пушкин встретился с государем в Царскосельском саду и на предложенный вопрос: почему он не служит? отвечал: «Я готов, но кроме литературной службы не знаю никакой». Тогда государь приказал ему сослужить службу – написать историю Петра Великого.

(ИВ, 1883. № 12)

* * *

Пушкин был ревнив и страстно любил жену свою, что нисколько, однако, не мешало ему иногда скучать в ее присутствии. Она его не понимала и, конечно, светские успехи его ставила выше литературных. Раз А. О. Смирнова посетила его на даче – в то время, как он писал свои сказки. По ее словам, Пушкин любил писать лежа и каждый исписанный им лист опуская на пол. Раз у ней зашла речь с Пушкиным об его стихотворении: «Подъезжая под Ижоры». «Мне это стихотворение не нравится, – сказала ему Смирнова, – оно выступает как бы подбоченившись». Пушкину это понравилось, и он много смеялся. Когда затем Смирнова сошла вниз к жене его, Наталья Николаевна сказала ей: «Вот какая ты счастливая, – я тебе завидую. Когда ты приходишь к моему мужу, он весел и смеется, а при мне зевает».

(Я. Полонский)

Однажды Пушкин сидел в кабинете графа С. и читал про себя какую-то книгу.

Сам граф лежал на диване.

На полу около письменного стола играли его двое ребятишек.

– Саша, скажи что-нибудь экспромтом… – обращается граф к Пушкину.

Пушкин мигом, ничуть не задумываясь, скороговоркой отвечает:

– Детина полоумный лежит на диване.

Граф обиделся.

– Вы слишком забываетесь, Александр Сергеевич, – строго проговорил он.

– Ничуть… Но вы, кажется, не поняли меня… Я сказал: дети на полу, умный на диване.

(«Шутки и остроты А. С. Пушкина»)

Поэтическая красота г-жи Пушкиной проникает до самого моего сердца (me va tout a fait au с ceur). Есть что-то воздушное и трогательное во всем ее облике – эта женщина не будет счастлива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания. Сейчас ей все улыбается, она совершенно счастлива, и жизнь открывается перед ней блестящая и радостная, а между тем голова ее склоняется, и весь ее облик как будто говорит: «я страдаю». Но и какую же трудную предстоит ей нести судьбу – быть женою поэта, и такого поэта, как Пушкин!

* * *

Госпожа Пушкина, жена поэта пользуется самым большим успехом; невозможно быть прекраснее, ни иметь более поэтическую внешность, а между тем, у нее немного ума и даже, кажется, мало воображения (peu d’ imagination).

(Д. Фикельмон)

Во времена Пушкина при русском дворе было немало красавиц. Все они, в особенности А. О. Россети, имели много поклонников, и все они, как фрейлины императрицы Александры Федоровны, должны были вести себя безукоризненно под угрозой быть удаленными от двора. Ничего нет мудреного, что император Николай I желал, чтобы Пушкина, блистающая молодостью и красотой, появлялась на придворных вечерах и балах. Однажды заметив ее отсутствие, он спросил, какая тому причина? Ему сказали, что, так как муж ее не имеет права посещать эти вечера, то, понятно, он не пускает и жену свою. И вот, чтобы сделать возможным присутствие Пушкиной вместе с мужем, государь решил дать ему звание камер-юнкера. Некоторые из противников Пушкина распустили слух и даже печатали, что Пушкин интригами и лестью добился этого звания. Но вот что рассказал мне брат его, Лев Сергеевич. «Брат мой, – говорил он, – впервые услыхал о своем камер-юнкерстве на бале у графа Алексея Федоровича Орлова. Это взбесило его до такой степени, что друзья его должны были отвести его в кабинет графа и там всячески успокаивать. Не нахожу удобным повторить здесь всего того, что говорил, с пеной у рта, разгневанный поэт по поводу его назначения…»