Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Вот вам, – сказал он, – читайте его… Это принесет вам пользу. Вы увидите, что, независимо от таланта, личность Шиллера – самая чистая, самая идеальная, самая благородная…

– Благодарю вас, – произнесла девушка, делая книксен, – а позвольте спросить, сколько стоят эти книжки?..

– Четыре талера.

– Ах, боже мой, сколько! – наивно воскликнула девушка. – Благодарю вас… Но уж если вы так добр, так лучше бы вы мне вместо книжек деньгами дали…

Аксаков побледнел, убежал от нее с ужасом и с тех пор избегал даже проходить мимо того угла, где она вела свою торговлю.

(И. Панаев)

Карл Брюллов

Император Николай, посетив однажды Академию художеств, зашел в студию Брюллова, который писал тогда какую-то большую картину. Узнав, что Брюллов, затворившись, работает, он приказал не отрывать его от дела и ушел, сказав: «Я зайду в другой раз».

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Однажды в мастерскую к Брюллову приехало какое-то семейство и пожелало видеть ученика его Н. А. Рамазанова. Брюллов послал за ним. Когда он пришел, то Брюллов, обращаясь к посетителям, произнес:

– Рекомендую – пьяница.

Рамазанов, указывая на Брюллова, хладнокровно ответил:

– А это – мой профессор.

(РС, 1876. Т. XV)

* * *

В Петербург приезжала англичанка, известная портретистка. Спрашивали Брюллова, что он думает о ней.

– Талант есть, – сказал он, – но в портретах ее нет костей: все одно мясо.

* * *

Брюллов говорил мне однажды о ком-то: «Он очень слезлив, но когда и плачет, то кажется, что из глаз слюнки текут».

(П. Вяземский)

Вечера у Нестора Кукольника

Несколько зим сряду некоторые литераторы и артисты собирались по вечерам, в среду, у Н. В. Кукольника для проведения времени в дружеской беседе. Хотя в числе собеседников были трое записных гуляк и пьяниц (сам хозяин, К. П. Брюллов и М. И. Глинка), вообще собрания эти были благопристойные и тихие при всей свободе литературного разгула.

(Н. Греч)

* * *

У Кукольника назначены были дни раз в неделю, и Панаев сначала посещал его, но потом перестал бывать. Панаев рассказывал, что на этих вечерах Кукольник за ужином, выпив вина, говорил: «Кукольник велик! Кукольника потомство оценит!» У Кукольника на этих вечерах было очень мало литераторов, собирался преимущественно чиновный люд, который преклонялся перед ним, считая его великим талантом.

(А. Панаева)

* * *

Н. В. Кукольник, у себя на вечере, читал новую драму свою «Джакобо Санназар». Кончив чтение, он сам просил гостей своих сказать свое мнение. Все, разумеется, как гости, хвалили. Один Воейков молчал.

– Что же вы, Александр Федорович, – спросил его хозяин, – не скажете своего мнения?

– Да если бы, – отвечал Воейков, – государь поставил здесь виселицу и сказал: «Вот, Воейков, выбирай: или сейчас тебя здесь повесят, или говори свое мнение о драме Кукольника», – так я бы ничего не сказал.

(РС, 1875. Т. XII)

Рассказывал Иван Никитич Скобелев. «Дают мне знать, что приятель мой Воейков при смерти и что доктора уже объявили ему самому, что более двух дней он не проживет.

Приезжаю я к нему. Сижу у его постели. Спрашиваю: «Ну, что, Александр Федорович, не имеешь ли что поручить мне в своих делах, доктора ведь сказали, что положение твое опасно?»

– Эх, Иван Никитич, – заговорил, приподнимаясь на локоть, умирающий. – Есть, есть у меня к тебе просьба: одолжи дней на десять – тысяч пять рублей.

Просьба меня удивила. Я подумал и говорю: «А вот погоди, я жду с почты, пришлют из деревни оброк, так дней через пять тебе и дам». Воейков со злостью сжал кулак и крякнул, повертываясь ко мне спиной. Он, видимо, рассердился, что не удалось занять без отдачи».

(РС, 1875. Т. XII)

* * *

Воейков, говорят, за четверть часа до смерти так же хитрил и лицемерил, как всю жизнь. За ним ухаживала в последние минуты какая-то девушка. Он беспрестанно просил пить, и всякий раз, когда она подносила ему питье, он щипал ее и схватывал за волосы. Чтобы избежать этого, девушка поставила перед ним стакан на стол и уже не подходила к постели… Воейков начал стонать, кряхтеть, охать, жаловаться на свое беспомощное положение, клялся, что не может поворотить ни рукой, ни ногой, и слабым умоляющим голосом обратился к девушке, прося, чтобы она Христа ради поднесла ему стакан к губам… Но лишь она исполнила его желание, он приподнялся с постели, снова с ожесточением схватил ее за волосы и упал, ослабевши от этого усилия, на постель.

Через четверть часа после этого он снова и сильнее прежнего начал стонать, охать и звать к себе девушку, говоря, что он умирает…

Она не поверила. Он прохрипел и остался недвижим. В этот раз это было уже не лицемерие, а действительная смерть; но девушка еще долго не решалась подойти к постели умершего, все думая, что Воейков притворяется умирающим…

(И. Панаев)

Виссарион Белинский