Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Постоянно читаю, ваше величество.

– Хорошо. Читай, читай, – заметил император. – Это дело доброе. Будешь искать блага души, найдешь и земное счастье. А где ты остановился в последнее чтение?

– На Евангелии святого апостола Матфея, ваше величество.

Государь по какой-то необходимости выслал смотрителя и в его отсутствие проворно раскрыл книгу на одной из глав Евангелия от Марка и вложил в нее пять сотенных ассигнаций.

Прошло несколько недель. Возвращаясь обратно по той же дороге, Государь узнал станцию и приказал остановиться.

– Здравствуй, старый знакомый, – сказал он, входя к смотрителю. – А читал ли ты без меня свое Евангелие?

– Как же, ваше величество, ежедневно читал.

– И далеко дошел?

– До святого Луки.

– Посмотрим. Дай сюда книгу.

Государь развернул ее и нашел положенные им деньги на том же месте.

– Ложь – великий грех! – сказал он, вынув бумажки и, указывая смотрителю на открытую им страницу, прибавил: – Читай.

Смотритель с трепетом прочитал: «Ищите прежде Царствия Божия, а остальное все приложится вам».

– Ты не искал Царствия Божия, – заметил государь, – а потому недостоин и царского приложения.

С этими словами он вышел, отдал деньги на бедных села и уехал, оставив смотрителя в полном смущении.

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Император Александр I, принимая проездом через какой-то губернский город тамошних помещиков, между прочим, у одного из них спросил:

– Как ваша фамилия?

– В деревне осталась, ваше величество, – отвечал тот, принимая это слово в значении: семейство.

(«Древняя и новая Россия», 1879. Т. 1)

Шутка над Милорадовичем

Граф Михаил Андреевич Милорадович, прославившийся на полях кровопролитнейших битв, был плохим генерал-губернатором.

Современники знали о его беззаботности и легкомыслии при решении массы дел и прошений, и вот однажды выискался затейник, который сыграл над петербургским генерал-губернатором следующую шутку.

Милорадовичу была подана челобитная будто бы от ямщика Ершова. Причем расчет шутника-просителя состоял именно в том, что Милорадович подмахнет резолюцию, не заглянув в бумагу.

В челобитной мнимого ямщика значилось:

«Его сиятельству, господину с. – петербургскому военному генерал-губернатору, генералу и разных орденов кавалеру, графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу, от ямщика Ершова, покорнейшее прошение.

Бесчеловечные благодеяния вашего сиятельства, пролитые на всех, аки река Нева, протекли от востока до запада. Сим тронутый до глубины души моей, воздвигнул я в трубе своей жертвенник. Пред ним стоя на коленях, сожигаю фимиам и вопию: ты еси Михаил, спаси меня с присносущими!

Ямщик Ершов».

Шутка удалась. Граф Милорадович, как обычно, не прочитав бумагу, написал резолюцию: «Исполнить немедленно».

(РС, 1870. Т. II)

Наводнение 1824 года

Граф Варфоломей Васильевич Толстой имел привычку просыпаться очень поздно. Так было и 7 ноября 1824 года. Встав с постели позднее полудня, Толстой подошел к окну (а жил он на Большой Морской улице), посмотрел на улицу и странным голосом позвал камердинера.

Когда камердинер явился, граф приказал посмотреть на улицу и сказать, что тот видит.

– Граф Милорадович (он был тогда генерал-губернатором) изволит разъезжать на двенадцативесельном катере, – отвечает слуга.

– Как на катере?

– Так-с, ваше сиятельство… в городе страшное наводнение.

Тут Толстой перекрестился и сказал:

– Ну слава Богу, что так! А то я думал, что на меня дурь нашла…

(П. Вяземский)

* * *

Наводнение 1824 года произвело на графиню Толстую, урожденную Протасову, такое сильное впечатление и так раздражило ее против Петра I, что еще задолго до славянофильства дала она себе удовольствие проехать мимо памятника Петру Великому и высунуть перед ним язык.

(М. Пыляев)

* * *

В день наводнения в Петербурге в 1824 году (7 ноября) я смотрела на затопленные улицы из окон квартиры, выходивших на Екатерининский канал. Хотя мне было немного лет, но этот день произвел на меня такое впечатление, что глубоко врезался в моей памяти. Под водой скрылись улицы, решетки от набережной, и образовалась большая река, посреди которой быстро неслись доски, бочки, перины, кадки и разные другие вещи. Вот пронеслась собачья будка на двух досках, с собакой на цепи, которая, подняв голову, выла с лаем. Через несколько времени несло плот, на нем стояла корова и громко мычала. Все это быстро неслось по течению, так что я не успевала хорошенько всматриваться. Но плывшая белая лошадь остановилась у самого моего окна и пыталась выскочить на улицу. Однако решетка ей мешала; она скоро выбилась из сил, и ее понесло по течению. Эту лошадь мне чрезвычайно было жаль, и я не пожелала более смотреть в окно.

(А. Панаева)

* * *