Императорские изгнанники

— Да, я полагаю… — Нерон выглядел разочарованным напоминанием. На его брови образовалась хмурая складка. — Ты утверждаешь, что ты верный солдат, трибун Катон, но, как отметил префект Бурр, ты ослушался моего приказа. Если бы я не дал обещание быть справедливым и милосердным императором, твоя жизнь сейчас была бы потеряна. Поэтому самое меньшее, чего ты заслуживаешь, это отстранение от командования Второй когортой. Этого, я думаю, пока достаточно. Пусть это будет тебе предупреждением, бывший трибун Катон. Если ты еще раз разочаруешь меня, в следующий раз я не буду столь снисходителен. — Он театрально вздохнул. — Я устал. После наших долгих бесед прошлой ночью и этих легкомысленных встреч сегодня утром моя голова раскалывается. Я должен отдохнуть. Аудиенция окончена! Бурр, пройдем со мной. Нам нужно обсудить вопрос о назначении нового командира Второй когорты.

Префект глубоко поклонился. — Да, Ваше Величество.

Нерон встал, подошел к краю помоста, проворно спрыгнул вниз и направился к двери в задней части зала, ведущей в его личные покои. Бурр поспешил за ним, за ним последовали германские телохранители. Остальные присутствующие склонили головы, пока император не покинул зал, затем сенаторы перешли к тихим разговорам, пока писцы собирали свои письменные принадлежности.

Катон стоял в стороне, его сердце тяготило тяжкое чувство несправедливости по отношению к нему. Он уже дважды спас жизнь императору и оказал ему хорошую услугу на воинском поприще. И все же он был наказан не более чем ради того, что это могло послужить предупреждением для тех, кто недоволен Нероном. «Тем не менее, его судьба могла быть и хуже», — говорил он себе. Его лишили командования, но он остался жив, а Луций избавлен от страданий сиротства. О конфискации его имущества ничего не говорилось, так что, по крайней мере, у него будет крыша над головой, и он сможет жить в комфортной безвестности. Возможно, и хорошо, что это произошло именно сейчас, подумал он. С уходом Макрона в отставку исчезла большая часть привлекательности продолжения военной карьеры. Он уже достиг такого высокого звания, какого только мог достичь. Единственным официальным продвижением по службе оставался пост префекта Египта, единственного провинциального командования, доступного людям всаднического сословия. Но теперь это казалось маловероятным.

Сенека попрощался с другими советниками, когда они выходили из зала, а затем с извиняющимся выражением лица обратился к Катону.

— Я тебе сочувствую, трибун.

— Если позволите, сочувствие мне не очень-то поможет.

— Нет? — Сенека недовольно скривил губы. — Ты можешь обнаружить, что вскоре будешь благодарен за любое сочувствие, которое сможешь вызвать. Жить без влиятельных друзей в Риме может быть опаснее, чем ты пока можешь предположить. На твоем месте, молодой человек, я бы занял более взвешенную позицию. Достаточно одного моего слова на ухо Нерону, чтобы он обрушил на тебя весь свой гнев. Другое слово может многое сделать, чтобы поправить твою судьбу…

Катон цинично улыбнулся.

— Если я стану вашим клиентом, я полагаю?

— Почему бы и нет? Я забочусь о тех, кто принимает меня как своего покровителя. Спроси любого в Риме. Они подтвердят мои слова.

— Я уверен, что так оно и есть. Но с меня хватит того, что я вынужден выступать в роли собаки на побегушках имперских советников. Вы не первый, кто пытается склонить меня на свою сторону. До вас был Паллас, а до него — Нарцисс. У них обоих был свой момент под солнцем, но Нарцисс мертв, а Паллас потерял свое место рядом с императором и, как я слышал, скоро его будут судить, и будет решаться — жить ему или нет.

Сенека пренебрежительно махнул рукой. — Ему не грозит смертельная опасность. Не с моей защитой.

— Вы, кажется, очень уверены в своих силах.

— Моя уверенность вполне обоснована. Я, как оказалось, более умен, чем любой адвокат, которого Сенат выберет для преследования Палласа. Кроме того, как только я сообщу обвинителю и председательствующему судье, что император намерен проявить снисхождение…

— И Нерон действительно так настроен?

— Он будет настроенным, если я решу сделать его таким. Ты видел, какой он. Невинный мальчик склонен принимать любую похвалу за чистую монету, независимо от того, насколько очевидна гипербола. Я заметил, что ты быстро это понял и с легкостью обратил в свою пользу. Другие люди так бы не поступили. Меня забавляет, что так много людей считают ниже своего достоинства льстить императору. Куда приводит их непоколебимая гордость? К маленькой самодовольной нише на задворках власти. Если хочешь повлиять на него, то должно обращаться с Нероном, как с кифарой, которую он так любит. Нужно перебирать струны в правильном порядке, чтобы создать музыку, успокаивающую его мысли и направляющую их в нужное русло.

— И вы можете так легко им играть?

Сенека прищелкнул языком.