Императорский отбор для попаданки

Я дождалась Толли, забрала у нее передвижной сервировочный столик, докатила почти до нашей двери. Стараясь не привлекать внимания, втолкнула его в покои.

Тихо! Уже обрадовалась, что смогу все сделать без лишней суеты, но заметила Димею. Она лежала на диване и безучастно смотрела в потолок.

— Есть хочешь? — спросила я ее как можно безмятежнее.

— Нет, — отчеканила она и перевернулась на другой бок, отвернувшись от меня.

Я осторожно расставила тарелки, записку подложила на видное место — под фужер с соком и стала ждать, однако маркизета отказалась есть наотрез.

— Ну немного! Хоть кусочек! — кружила я вокруг нее, но так ничего не добилась. А если она уснет — мой план пойдет коту под хвост, поэтому надо переходить к плану Б. Главное, чтобы Димея нашла записку до заката.

От волнения руки дрожали и, выуживая бумажку, едва не перевернула на нее сок. Ругая себя за неуклюжесть, я спрятала записку в рукаве и бочком-бочком стала протискиваться к туалетному столику. На нем и оставила послание от принца.

Но Димея продолжала смотреть в одну точку, не замечая ничего вокруг. А надо, чтобы заметила, иначе ничего не выйдет! Но и спешить нельзя…

Словно на иголках я наблюдала из своей комнаты за маркизеттой. Однако когда она закрыла глаза и притихла, не выдержала. Вышла и, стараясь не переиграть, удивленно воскликнула:

— Ой, что это?!

Димея проснулась, но поворачиваться и искать это «что-то» не спешила. Пришлось ткнуть пальцем, чтобы пробудить ее любопытство.

Нехотя маркизета повернула голову, однако вставать и не думала. Вот же лентяйка!

Чтобы подстегнуть ее, я метнулась к записочке. Но тут маркизета соскочила с постели и ринулась к туалетному столику наперерез.

Миг. Ее глаза пробежались по строчкам — и в них снова блеск азарта. Однако не такой, как обычно. Неужели не доверяет?

— Откуда она? Как появилась? — словно на допросе обрушились на меня вопросы.

— Не знаю, — развела я руками. — Ты же была в комнате!

Ничего не ответив, маркизета засунула записочку в карман и посмотрела на меня с недоверчивым прищуром.

— Что?! — похлопала я ресницами.

— Ничего, — промурлыкала она, испепеляя меня взглядом, хотя прежде начала бы спорить, нападать. А тут вся такая загадочно-молчаливая. Неужели получилось?!

Глава 44

Димея не радовалась, как обычно, не визжала, не скакала, не бросилась примерять лучшие платья — только поджала губы, выше вздернула курносый нос, покрытый конопушками, и отвернулась. Но в зеркальном отражении я увидела ее карие глазенки — в них читались упорство и отчаяние. Да и задумчивый взгляд маркизеты выдавал, что в рыжей головке напряженно работал мозг.

Сомневается? Не верит? Смущена, что записка безымянная?

Я судорожно пыталась просчитать — что с ней происходит, и не заметила, что в волнении до боли стиснула кулаки. Ноготки впились в кожу, и только боль отрезвила меня.

Нельзя показывать напряжение, иначе выдам себя!

Чтобы не мельтешить перед Димеей, я ушла в свою комнатушку.

Позовет — приду и помогу. Однако она, прежде дергавшая меня по мелочам, сейчас не замечала моего отсутствия. Точнее делала вид, что не замечает. Однако стоило мне сесть спиной к входу, в своем зеркале я то и дело ловила косые, гневный взгляды, которые маркизетта бросала, думая, что я ее не вижу.

За окном смеркалось. Напряжение росло. Оно отчетливо ощущалось в темнеющем пространстве покоев, в серых тенях, падавших на светлые стены, в звенящей тишине… Даже в воздухе пахло тревогой.

Я украдкой поглядывала на маркизету, которая тоже старательно изображала безмятежность, однако это ей плохо удавалось. Ее нетерпеливая натура в моменты волнения хотела движения, выплеска эмоций в виде смеха или отчаянной ругани, но только не тишины. Вынужденное молчание и бездействие стали для Димеи суровым испытанием. Нервы ее накалились до предела. Но все, что она сейчас могла — за моей спиной слать гневные взоры.

Мне хватило одного, полного ненависти, чтобы понять: каким-то образом Димея догадалась, что записка адресована не ей. Она дико ревнует, страдает, в ее душе мечутся буря, ураган и цунами вместе взятые, руки маркизетты чешутся, однако ради любимого, ненаглядного Селебрина она готова поступиться гордостью и пойти на долгожданное свидание, в надежде на маловероятную удачу.

Я бы никогда не стала унижаться. Выла бы в подушку, кусала себя, ревела, но не стала унижаться. Однако Димею не осуждала. Каждый сам выбирает свою судьбу, свой путь. И только в старости мы сможем подвести итог и понять: верной ли дорогой пошли?

Встреча неумолимо приближалась, я все сильнее нервничала. Настолько, что забыла про еду. Лишь когда жажда стала нестерпимой, вспомнила: я перекусила утром крохотным бутербродом, а в остальное время у меня во рту не было и маковой росинки.