Императрица

А Цыси не забывала о том, что всякий шаг следует закреплять и неплохо при этом использовать старинный опыт. Императрица издала эдикт, и там говорилось, что страну слишком беспокоили враги. Вину она возложила на принца Йи и его союзников. Именно эти негодяи навлекли на свою страну позор, обманув белых людей, а те пришли в ярость и в отместку сожгли Летний дворец. Однако предатели упорствовали в своем злонравии, утверждая, будто покойный император перед смертью назначил их регентами. Воспользовавшись крайней молодостью нынешнего императора, они пытались выдать себя за правителей, не уважив ясно выраженное желание переставшего править императора, чтобы регентствовали обе его супруги, вдовствующие императрицы.

«Пусть принц Гун, — заканчивался эдикт, — испросив совета у Верховных секретарей, Шести советов и Девяти министерств, определит и доложит Трону то наказание, какое подобает этим предателям по их проступкам. Пусть указанные чиновники также обдумают, каким образом вдовствующим императрицам надлежит регентствовать, и представят записку со своими советами обычным путем».

К этому эдикту Мать императрица приложила императорскую печать. Когда он ушел к народу, Цыси подготовила второй эдикт, куда приложила подписи обеих вдовствующих императриц. Тут высочайшая объявляла, что предатели лишаются всех своих почестей и чинов. И наконец, она издала третий эдикт, где стояла только ее подпись, и этот указ гласил:

«Су Шунь виновен в государственной измене. Он незаконно пытался захватить власть. Он принимал взятки и совершал всевозможные злодеяния. Он говорил с Нами богохульным языком, презрев священные отношения между Правителем и подданными. Кроме того, сопровождая императорский катафалк из Жэхэ, он имел при себе жену и наложниц, хотя всем известно, что удостаивать женщин чести сопровождать императорский катафалк — провинность, караемая смертью. Поэтому Мы повелеваем, что Су Шунь умрет через разрезание: его плоть должна быть разрезана на тысячи тысяч полосок. Собственность Су Шуня, как в столице, так и в Жэхэ, конфискуется, и пусть ни ему, ни его семье не будет оказано никакого снисхождения».

Получился очень смелый эдикт, поскольку Су Шунь обладал несметным богатством. За всю династию состоятельнее его был лишь некий Хо Шэн, который жил в царствование Предка Цяньлуна и которого Предок приказал казнить, потому что этот человек обогатился благодаря воровству и ростовщичеству.

И теперь, подобно собственности Хо Шэна, огромное достояние Су Шуня передавалось Трону. Какова была его истинная величина, никто сказать не мог, но Цыси приказала изъять библиотеки предателя, и там обнаружилась отчетность по всем богатствам, хранившимся на его складах. И вот из этих бумаг выяснилась одна странная вещь, которая, однако, несказанно обрадовала императрицу. Стало известно, что Мэй не приходилась Верховному советнику родной дочерью. Когда об открытии было доложено Цыси, та приказала доставить ей замечательный документ и собственными глазами, под отчетами о каких-то землях и домах, прочитала небольшую запись, сделанную очень мелким почерком. Неизвестный секретарь держал, как видно, зло на своего хозяина Су Шуня:

«Пусть здесь будет сказано, что данная собственность принадлежала раньше одному благородному человеку из клана Простого белого знамени, казненному по ложному обвинению Су Шуня. Захватив богатства погубленного им человека, Су Шунь нашел в доме несчастного маленькую девочку, которую взял к себе в семью. Когда малышка выросла, то стала называться дамой Мэй и находится теперь в услужении у императрицы Западного дворца».

Прочитав эти строки, Цыси сразу же послала за своей любимицей. Дама немного поплакала, а затем вытерла слезы своим белым шелковым платком и сказала:

— Я часто удивлялась, почему не могла любить Су Шуня, как отца. Какой грешной я себя чувствовала! Теперь мне можно простить свое сердце.

Фрейлина встала на колени перед императрицей, поблагодарила ее и с того дня еще больше любила свою госпожу и еще вернее ей служила.

— Ведь я осиротела, — говорила Мэй, — и теперь вы, почтенная, — и моя мать, и мой отец.

В своей мести Верховному советнику Су Шуню Цыси никак не могла насытиться. Но кто же мог ее удержать?.. Когда она объявила свои эдикты сановникам, то принцы и министры только молча склонили головы. Выступил один принц Гун.

— Ваше высочество, — сказал он, — вдовствующей императрице подобает проявить немного милосердия и изменить казнь Су Шуню. Пусть его не разрезают на полоски, а обезглавят.

Никто тут не осмелился поднять глаза и взглянуть в лицо Цыси. Все понимали, что слова принца шли против воли этой суровой красавицы. Несколько минут прошло в молчании.

— Что же, пусть таким и будет наше милосердие, — наконец заговорила императрица, — но отсечение головы произойдет публично.