Императрица

Так и случилось, что голова Верховного советника была отрублена на городской рыночной площади. Ясным солнечным утром горожане устроили себе праздник и пошли посмотреть, как будет умирать вельможа. Хотя Су Шунь и был негодяем, он смело вышагивал перед толпой, высоко подняв голову. Его дерзкое лицо оставалось неподвижным. Гордый до конца, смертник положил голову на плаху, а палач поднял палаш и с силой опустил его. Одним ударом голова была отсечена от тела, и когда она покатилась в пыль, народ завыл от радости, потому что от этого человека пострадали многие.

Мать императрица повелела, чтобы принцы Жуй и Лиань присутствовали при казни и увидели, как покатится голова, а потом доложили Трону, что Су Шунь действительно мертв.

Поскольку принцы Ии и Чен принадлежали к императорскому дому, то эти двое избежали участи своего соратника. Их заточили в пустой зал, являвшийся придворной тюрьмой, и отдали приказ там же повеситься. Жун Лу выдал каждому из них по шелковой веревке и встал рядом. Оба повесились на одной балке — один на северной стороне зала, а другой на южной. Принц Чен умер решительно и сразу, а принц Йи долго собирался с мужеством, пока, наконец, плача и рыдая, не заставил себя исполнить приговор.

Так умерли Трое, а те, кто хотел возвыситься вместе с ними, были отправлены в изгнание. С этого времени Цыси публично приняла титул Матери императрицы, который в Жэхэ ей пожаловал умирающий Сын неба. Так началось правление молодого императора, но все знали, что, как бы пристойно и любезно ни вела себя со всеми Мать императрица, верховной правительницей была именно она.

С севера подкралась зима, и Пекин съежился от холода. Деревья на дворах совсем не напоминали те зеленые и цветущие кущи, что превращали город летом в огромный тропический сад; они сбросили листву и теперь стояли заиндевелые, вырисовываясь поверх городских крыш своими неясными серыми скелетами. Края озер сковал лед, канавы замерзли. Люди на улицах дрожали от холода и шагали против ветра, склоняя голову. Хорошо шли дела у продавцов сладкого жареного картофеля, поскольку эта земная пища грела беднякам руки и наполняла теплом животы. Когда человек, заговаривая, открывал рот, то его дыхание закручивалось в воздухе колечками подобно дыму, а матери умоляли детей не плакать, чтобы не терять внутреннее тепло.

Холод той зимы превосходил все, что были у людей на памяти. Он не только охватывал плоть, но даже проникал в кости и в сердца. Теперь, когда тело умершего императора до погребения покоилось в дворцовом храме и вопрос о наследовании был решен, стране предстояли мрачные годы. На этот счет здравомыслящие люди не обманывались. В договоре, который принц Гун заключил с белыми захватчиками, признавалась победа врага.

И вот одним зимним днем Мать императрица сидела в своей тронной комнате, а пергамент с текстом этого договора был разостлан перед ней на столе. Никто не нарушал уединения правительницы, и в то же время достаточно близко, чтобы услышать ее голос, находился Ли Ляньинь. Жизнь этого евнуха и состояла в том, чтобы ждать, пока императрица не заговорит. Она же полностью забывала о своем прислужнике, как будто его здесь не было вовсе.

Снова и снова в этот холодный день Цыси внимательно перечитывала договор, обдумывая каждое слово и рисуя в своем воображении его возможные последствия. Отныне и всегда в Пекине станут проживать люди из Англии, Франции и других стран, постоянные представители чужих правительств. А это означало, что вместе с ними появятся также их жены и дети, их слуги с семьями, охранники и курьеры. Дикие белые люди найдут способы обладать прекрасными китаянками, и тогда все смешается под небесами.

К тому же Матери императрице вместе с регентшей предстояло по договору найти тысячи фунтов золота и передать белым людям. Получалось,'что народ, не хотевший войны, вознаграждал захватчиков, которые ему эту войну навязали. Какая же тут была справедливость?

Дальше договор указывал, что иностранцам открывались новые порты, и даже порт Тяньцзинь, расположенный меньше чем в ста милях от столицы. Разве не следовало ожидать, что туда наряду с людьми станут непрерывно прибывать и товары, — а когда подданные императора увидят западные вещицы, то разве не возникнут в их непросвещенных душах ложные желания? И это вызовет еще большую смуту.

Иностранные священники, говорилось в договоре, будут с этих пор свободно странствовать по империи, поселяться и жить, где им понравится, и убеждать народ поклоняться новым богам. А сие уже принесло империи немалые несчастья.

О пришествии этих и многих других зол читала Мать императрица тем хмурым зимним днем в уединении своей тронной комнаты. Правительница не разговаривала ни с кем, а когда приносили еду, то даже и не притрагивалась. Стемнело, но Цыси этого не заметила. Никто не осмеливался заговорить с ней или попросить отправиться спать. Ли Ляньинь принес чайник с ее любимым зеленым чаем и поставил налитую чашку на стол, откуда рука госпожи могла взять ее. Но императрица не подняла взгляда и не протянула руки.