И вообще, лишние смерти – не наше амплуа. Если освободить мир от Азефа, Савинкова, Троцкого, Парвуса и их хозяев, то дышать в нем станет не в пример легче, но вот по поводу таких, как эта Дора Бриллиант, я подобного сказать не могу. Тут не с прыщами бороться надо (то бишь не с рядовыми исполнителями), которых руководство эсеровской боевки с легкостью вербует среди нищей еврейской молодежи, а с причинами появления всего этого безобразия. Нищета, господа – именно она толкает людей на революционные действия и уголовные преступления, и грань между этими двумя проявлениями протеста против действительности иллюзорна. Уголовники тут с легкостью идут на сотрудничество с революционерами, и наоборот. Недаром же после победы большевиков в течение длительного времени уголовников советская власть воспринимала как «классово близких», то есть почти своих.
Правда, если вспомнить наши времена, то там вполне сытенькие (и даже, можно сказать, зажравшиеся) потомки нынешних революционеров, точно так же протестовали за все хорошее против всего плохого, мечтали о разрушении страны и попутно участвовали в разных финансовых аферах, что трактуется уже с уголовной точки зрения. И при этом никакой черты оседлости, запретов на профессию и прочих ограничений там нет. Более того, любой желающий в любой момент может свалить на обетованную землю, и никто не будет его удерживать. Так в чем же разница?
А разница между тем же Азефом и Навальным – как между хищным тигром и холощеным домашним котом. Сытые мальчики и девочки ради каких-то идей не станут рисковать не то что жизнью, но и кошельком, и на акцию пойдут только будучи уверенными в собственной безнаказанности. Будь «режим» Путина действительно жестоким и кровавым, как об этом рассказывают – сидела бы вся эта публика по кухням и молчала в тряпочку. Там, в двадцать первом веке, вся эти «лутшие» люди сами по себе никого убить были не в состоянии, ибо у них духу не хватит выйти против государства один на один с оружием в руках. Они способны только гавкать из подворотни и мечтать об оккупации страны иноземным завоевателем (в двадцать первом веке – американцами) в надежде, что те по мелочи позволят им прислуживать победителям. Ну или не по мелочи – объем желаемого в таких мечтах зависит от пределов вменяемости мечтающего.
Вот смотрю я на эту Дору Бриллиант – и думаю о том, как она распорядится своей второй жизнью, которая досталась ей в силу изменившихся обстоятельств, и о том, как сделать, чтобы другие подобные ей (коих в Российской империи еще превеликое множество) не пошли по ее стопам. Революция сверху, задуманная и подготовленная Пал Палычем Одинцовым со товарищи – это, конечно, так хорошо, что просто замечательно; но не получится ли так, что со временем мы просто залечим эту язву, загнав проблему вглубь и делая вид, что ее вообще не существует? А потом, лет так через…сят, этот нарыв снова лопнет – и тогда мы (а точнее, те, кто будет находиться на наших местах к тому времени) окажемся перед лицом практически однородного с этнической точки зрения так называемого креативного класса, чрезвычайно размножившегося в тепличных условиях новой российской действительности. А то, что условия следующие полвека минимум тут будут тепличными – это я обещаю, свое дело мы делаем на совесть.
Но мы строим новое общество не ради разных бездельников и паразитов (коими этот креативный класс является в своем абсолютном большинстве), а ради тружеников: рабочих, крестьян, конструкторов, инженеров, врачей и учителей, которые своим физическим и умственным трудом будут увеличивать богатства Родины и крепить ее обороноспособность. Да, запланированная Павлом Павловичем Одинцовым общественная конструкция выглядит как капитализм, сочетающийся с абсолютной монархией, мощным госсектором и сильными социальными механизмами. Нечто вроде шведского социализма, но с российской имперской спецификой. Та самая сильная Россия, о которой мечтали Столыпин и Путин, и к которой через нагромождение марксистских догм не смог пробиться Сталин.