– Доброе утро, Ваше императорское высочество, – приподняв шляпу, спросил Одинцов, – как прошел ваш автономный вояж?
– Утро доброе, Павел Павлович, – ответил Великий князь, – вояж прошел нормально. Вот они, два брата-акробата, Кирилл и Борис Владимировичи, собственными персонами, прошу любить и жаловать.
– Очень приятно, – сказал Одинцов, внимательным взглядом окидывая упомянутых, – надеюсь, на этот раз все прошло без эксцессов?
– Да нет, Павел Павлович, что вы, – отмахнулся Великий князь Михаил, – все прошло на высшем уровне. Кузены обещали быть паиньками и говорили, что они вообще больше никогда и ни за что так не будут…
Одинцов окинул обоих Владимировичей скептическим взглядом. Мол, обещала лиса, что не будет кур воровать, но верится ей с трудом. То есть, совсем не верится.
Великая княгиня Ольга заметила этот взгляд и тяжело вздохнула.
– Павел Павлович, – негромко произнесла она, – Кир и Боб действительно будут хорошими мальчиками и больше не будут позволять себе каких-нибудь нехороших штук. Это я вам обещаю. А если они будут плохо себя вести и впутаются еще в какую-нибудь грязную историю, то они жестоко об этом пожалеют, если, конечно, успеют…
– Ладно, сестренка, давай не будем о грустном, – сказал Великий князь Михаил, делая знак головорезам капитана Рауленко, чтобы те отвели своих подопечных в специальное купе – такое же, как у остальных ВИП-пассажиров, только с решетками на окнах и намертво запирающейся дверью.
– Ох и наплачемся мы еще с этими двумя… – со вздохом тихо произнесла Дарья Михайловна, глядя в спины уводимым Владимировича., – Они же ничего не поняли, ничему не научились, и еще не раз попробуют наверстать то, что, как им кажется, они упустили…
– Ерунда, Дашенька, – усмехнулся Одинцов, – из этих двоих получатся прекрасные липучки для мух. Ты только представь, с какой охотой будут слетаться на этих молодых людей разного рода любители мутных комбинаций, либеральные интеллигенты и фрондирующие аристократы…
– Тоже верно, Павел Павлович, – вполголоса согласился с Одинцовым полковник Новиков, – в любом случае, ликвидация этих двоих мне тоже кажется сейчас несколько несвоевременной. И хоть наши враги ни на секунду не задумаются перед тем, как уничтожить нас хоть поодиночке, хоть всех оптом, для нас такие методы неприемлемы. Так и до эскадронов смерти можно добалакаться.
Великий князь Михаил немного поморщился, но поддержал будущего зятя.
– Действительно, Александр Владимирович, – произнес он, – тут или требуется доказать участие моих двоюродных братцев в открытом заговоре, после чего вешать их прилюдно после открытого процесса, или же их смерть должна выглядеть максимально естественно, без всяких подозрений на ее насильственную природу. Впрочем, действительно, для начала их можно использовать для ловли на живца, а дальше действовать сообразно тому, что у нас там поймается. Быть может, выйдет так, что кузены и дальше продолжат жить своей никчемной жизнью: бочками будут глушить мадеру и волочиться за певичками; а быть может, с ними придется поступить по самому жесткому варианту…
13 июля 1904 года, утро. Санкт-Петербург, Петропавловская крепость.
Капитан СИБ Евгений Петрович Мартынов.
Вымытая, обстриженная наголо и одетая в грубое тюремное платье, Дора Бриллиант теперь напоминала мне уже не дикую бродячую кошку, а ощипанного цыпленка, испуганно вжимающего голову в худенькие плечи. Вот ведь свалилась на мою голову – и делай теперь с ней что хочешь… Жалко ведь дурочку. Живот на алтарь возложила, и сама не знает, зачем и для чего. Не за ради абстрактной свободы должна была пойти эта жертва, а ради дополнительных прибылей для международного банковского капитала, уже опутавшего своей паутиной весь мир. С тем же Азефом или даже с Савинковым, действующими вполне осознанно, мне гораздо проще – пулю в затылок, труп в крематорий, и дело в архив. Тоже мне – великий писатель Борис Савинков; на самом деле неискоренимый властолюбец и патологический убийца. Исчезновение такого персонажа со сцены человечество переживет с легкостью.
Тут у нас на днях сам Антон Павлович Чехов помер, царствие ему небесное. Сначала за всей суетой мы о нем немного подзабыли, потом курьер с лекарством из двадцать первого века (местный аналог еще не был испытан на людях) сломя голову мчал в Германию, где изволило лечиться светило русской литературы… А в итоге немецкий врач, пользовавший Антона Павловича, повелел выбросить «шаманское снадобье» в мусорное ведро, в результате чего великий русский писатель отдал Богу душу строго по расписанию. Конечно, этого мы так не оставим, и эскулап-убийца сам скончается от чего-нибудь вроде смертельной инъекции свинца в черепную коробку… но это желание у меня возникает больше от досады. Ведь сам по себе факт смерти германского врача-убийцы не воскресит покойного Чехова.