Хотя… уютная глубокая бухта где-нибудь в шхерах, отселенное поближе к Магадану местное население, лояльный персонал базы – это как раз то что доктор прописал. Чем, к примеру, в этом качестве плохи Аландские острова? На пункт Парижского договора от 1856 года, закрепляющий их «дефортифицированный» статус, можно забить большой и толстый болт – точно такой же, какой уже был забит на остальные пункты этого замшелого трактата, касающиеся ограничений, которые России пришлось взять на себя в Черном море. А что касается двадцати тысяч этнических шведов, которые пока обитают на этих стратегически важных островах, то их можно поставить перед выбором: либо добровольный переезд в Швецию, либо не совсем добровольный – в окрестности Магадана. В любом случае, если на Аландах разместится сверхсекретная военная база, то нелояльного России населения там не останется.
Но это в идеале; сначала нам с «Иркутском» надо дойти до Атлантики и демонстрацией своего присутствия прикрыть процесс смены власти в Петербурге от любителей вмешиваться в чужие внутренние дела. Из трех возможных маршрутов – с огибанием Южной Америки мимо мыса Горн, с огибанием Африки мимо мыса Доброй Надежды и самого короткого, через Северный Ледовитый океан с проходом над Северным Полюсом – мы выбрали последний. Не только потому, что это патриотично, но, в первую очередь, из-за того, что так мы будем на месте в два раза быстрее[16]. По предварительным расчетам, на весь путь в морских глубинах у нас всего уйдет шестнадцать суток, из которых два дня уже позади. При этом наш маршрут к северному Морскому Пути имеет весьма приблизительное отношение. Тот пролегает вдоль побережья Сибири, а мы, не связанные ничем, пойдем напрямую через полюс или его ближайшие окрестности. В советское время командиру за подобный переход давали Героя Советского Союза, как за полет в космос, а вот мы проделываем это не ради наград.
Помимо штатной команды, в качестве почетных гостей у нас на борту присутствуют два человека, каждый из которых по-своему связан с полярными исследованиями. Первый из них – это лейтенант Колчак, знаменитый не только безумной храбростью на этой войне, но и тем, что перед ее началом, в 1900–1903 годах, он участвовал в русской полярной экспедиции[17], по возвращении из которой в Якутске узнал о начавшейся русско-японской войне.
После известия о начале войны лейтенант Колчак немедленно подал начальству просьбу о переводе из штата Академии Наук в Морское ведомство, после чего сразу выехал в Порт-Артур. И по пути, в Иркутске (как говорится, не снимая лыж), буквально мимоходом он умудрился обвенчаться со своей невестой, которая бегала за ним целых четыре года. Все бы хорошо, да только отважный морской офицер и полярный исследователь в политике разбирался ничуть не лучше, чем свинья в апельсинах. И потому Павел Павлович Одинцов принял решение постараться держать этого человека поближе к «северам» и подальше от бурлящих столиц. Верховный правитель «в тот раз» из него получился откровенно никакой, что, собственно, признавали даже противники большевиков.
Кстати, узнав о возможности всплыть на полюсе и высадить исследовательскую партию (как описал Жюль Верн в романе «Двадцать тысяч лье под водой»), Колчак загорелся идеей организации дрейфующей экспедиции с собой в роли начальника экспедиции. Пришлось объяснять, что с бухты-барахты такие дела не делаются, и что, помимо жгучего желания, нужна тщательная подготовка. Но идею мы запомнили. Пока наши атомоходы на ходу, в гости на Северный полюс можно будет сходить не раз и не два. Но это будет потом, а пока мы заглянем на полюс с краткосрочным визитом.
Вторым нашим гостем был не менее знаменитый писатель, журналист и авантюрист Джек Лондон, который никак не мог пройти мимо такой возможности и как клещ вцепился в возможность подводного плавания через полюс. Да черт с ним, с полюсом; возможность хотя бы просто подводного плавания в семь тысяч морских миль буквально вскружила ему голову. Тут надо сказать, что личный писательский график знаменитого автора по сравнению с нашей историей претерпел существенные изменения. Если в нашем прошлом эта война не вызвала в Джеке Лондоне большого эмоционального отклика, то на этот раз он не уставал марать бумагу, занося на нее свои впечатления и главы нового романа, героями которого, как я понимаю, станем все мы, пришельцы из будущего.