Императрицы

Чуешь?.. Как только государыня уйдет в Лифляндскую землю, мы и приступим к свершению задуманного. Тогда мы можем с войском и не пустить ее обратно. Я и указ составил от государынина имени офицеру, находящемуся в карауле в Шлиссельбургской крепости, чтобы взять под арест коменданта Бередникова и привесть его вместе с императором Иоанном Антоновичем в правительствующий Сенат… Видишь — все у меня обмозговано и продумано. Только исполнить.

— Ты же говорил, что в красном плаще и в Выборгский артиллерийский лагерь?

— Да, точно… Можно и в красном плаще. Там будет видно, куда его везти. Как все дело обернется… В успехе я не сомневаюсь. Вот еще письмо от нас двоих Иоанну Антоновичу… Подписывай. Я и вирши, подходящие к случаю, составил… Ломоносову не уступит.

— Да… Ума палата… Я в тебя верю, Василий Яковлевич… Не верил бы — никогда на такое дело не покусился бы…

— Верь, милый мой… Выйдет… Как солома загорится и полыхать пойдет… Я в народ верю… Орловых и Паниных казним на потеху народу. Народ это любит. Нам, только нам двоим император всем будет обязан. Фортуна, братец… Фортуну за чуб ухватим.

— Солдатство, солдатство надо к сему склонить.

— Допрежь времени не нужно. Разговора лишнего не вышло бы. Пока мы двое, ты да я… Все подготовим, а солдатам скажем тогда, когда все будет готово. Скажем: вот ваш император, ему повинуйтесь…

— В красном плаще!.. Непременно в красном плаще!..

— Да, пожалуй… В красном плаще… Народ дурак, а дурак, люди сказывают, красному рад…

Долго еще сидели они при одинокой свече в теплую апрельскую ночь, отделывая манифест и перебеляя его на лист плотной, шероховатой голубой бумаги.

XVI

В мае поручик Ушаков был послан в Смоленск для отвоза денег князю Михаилу Волконскому и в реке Шелони волею Божией утонул. Мирович остался один. От своего плана он не отступил. Он переписал письмо на одно свое имя, еще раз перебелил манифест и нетерпеливо ожидал очереди в караул Шлиссельбургской крепости. По «Ведомостям» он следил за императрицей.

Двадцатого июня государыня с небольшой свитой отправилась в «вояж» в Лифляндию. Если действовать, то надо было действовать сейчас же, пока государыни не было в Петербурге. Мирович побывал в полковом штабе и напросился на караул.

В субботу, третьего июля, Мирович с ротою Смоленского полка вступил в караулы Шлиссельбургской крепости. Очередные караулы от полков становились на несколько дней. Они занимали посты у Проломных ворот, у пристани с лодками, у артиллерийских складов и порохового погреба, у квартиры коменданта, у церкви, во внутреннем же дворе, где помещался таинственный арестант, караул держала своя особая гарнизонная команда, бывшая в полном ведении капитана Власьева. В воскресенье в крепостной церкви была обедня, на которой был и Мирович. Комендант после службы пригласил Мировича к себе на обед. К обеду были и посторонние гости. Из-за реки, с форштадта, приехал капитан Загряжский, да из Петербурга подпоручик, грузинский князь Чефаридзе, регистратор Бессонов и купец Шелудяков.

Летний день, парной и душный, был прекрасен, клонило к лени и спокойным мирным разговорам. Хозяин был радушен. Он угощал гостей пирогом с вязигой и сигом, и разговор пошел о рыбной ловле.

Мирович как на иголках сидел. Ему казалось, что здесь не могло быть иных разговоров, как о безымянном колоднике, который вот он — всего в нескольких шагах от них сколько уже лет томится без вины в тюрьме. С крыльца дома коменданта была видна казарма, где помещался колодник. Мирович твердо решился в это дежурство привести в исполнение свой дерзновенный план и для этого привез с собою манифест и другие заготовленные бумаги. Он ни о чем другом не мог думать, ему казалось, что и другие так или иначе должны заговорить о колоднике и вот тогда он и попробует склонить их на свою сторону и сделать их своими сообщниками. Мирович бледнел, скрипел зубами, мучительно сжимал скулы и все ожидал удобного случая, чтобы заговорить о том, что так его мучило.

Все говорили о рыбах.

Полный, краснощекий комендант, в кафтане нараспашку, без парика, шлепая пухлыми, по-воскресному, чисто выбритыми губами, рассказывал со вкусом, какие лососи раньше лавливались в Ладожском озере.

— Мой отец говорил, быдто при Петре однова поймали лосося немного разве поменьше, как поручик будет.

— Вот это так лосось!.. Корова, не лосось, — сказал Шелудяков, — поди, не всякая сеть и выдержит.

— Ныне таких что-то не видно. В аршин, редко в полтора.

— Хорошая рыба… Вкусная… И ловить ее интересно.

— Сиг тоже, раньше, бывало, как пойдет, ну, чисто стадами. А корюшка — сеть вынуть — серебро да и только. Красота…

— Ежели жареную, в сухарях, с лучком… Ар-р-ромат…