Империи глубокого космоса. Прелюдия. Моя тысячелетняя любовь

— Помолчи, — прошептал он и впервые за последние две недели поцеловал. В этот раз он действовал жестко, но без вызова или желания причинить боль. Он просто брал своё. Брал то, в чём ему так долго отказывали, в чём так долго нуждался. Ком в горле расслабился, кулаки разжались, и откуда-то издалека я услышала свой стон. Он склонился ещё ниже и стал целовать мою шею, слегка наклонив меня назад, чтобы дотянутся. Я чувствовала себя тростинкой в его огромных руках. Он целовал меня, а я отвечала со стоном и тоской. Тоской человека, вынужденного сдаться под напором собственного желания к тому, кого моя гордость не должна была позволять желать.

— Сегодня. — Жестко сказал Сганнар. И я не стала придумывать ответ.

Он стянул с себя черную футболку, и весь воздух вышибло из моих легких. Его мышцы на руках и груди переливались под кожей, но это не выглядело чрезмерно. Это выглядело совершенно. Восемь кубиков пресса уводили мой взгляд к его джинсам. Сама не понимаю, отчего мой рот наполнился слюной. Но я не чувствовала стыда. В конце концов, мне доходчиво объяснили, что отныне — это все моё. Лишь протяни руку. И я протянула. Вернее, руки сами легли на грудь такого земного, но такого нечеловечески совершенного мужчины. Я гладила каждый сантиметр его обнаженной кожи и не думала, что должна скрывать то, что мне это нужно. К чему? Для него я всё равно открытая книга.

Сганнар смог вытерпеть мои исследования лишь одну минуту. Со страдальческим стоном он подхватил меня на руки и, продолжая целовать, уронил на кровать, падая вслед за мной. Я даже не поняла, когда вдруг оказалась без своего белого джемпера. Какие-то задворки сознания всё ещё вопили, что я не должна была сдаваться. Как же так! Где моя гордость? Где моё право выбора? И от этого моя капитуляция, приправленная легким ароматом стыдливости и сопротивления, была ещё более сладкой.

Когда он освободился от джинсов, я не смогла сдержать вскрика.

— Сган, нет, я не смогу.

— Ты моя. Ты создана для меня. Поверь, я знаю. — Страстно прошептал он. — Просто расслабься. Доверься мне, ллеиро.

И с этими словами он спустился вниз, раздвинув мои ноги. Движение его головы были самыми правильными, самыми прекрасными из всего, что происходило со мной за последнее время, и через три минуты я глухо закричала. Он долго принимал мои спазмы своим ртом, потом резко поднялся и поцеловал меня, сплетая свой беззастенчивый язык с моим, проталкивая его снова и снова в рот, забирая мой воздух и отдавая свой.

— Я весь твой. Прими меня. — Прохрипел он и одним сильным движением оказался во мне. Я всё ещё горела, и одновременно чувствовала пустоту, требующую, чтобы ее немедленно заполнили. Я так и не поняла, от чего застонала больше, от наслаждения или боли. Скорее всего, от того и другого сразу. Он дал мне время привыкнуть, пока я хватала ртом воздух, и думала, что сейчас должна умереть от этого изощренного наслаждения.

— Вот видишь. Верь мне. Верь мне всегда. Скоро будет лучше. — Он начал двигаться. Положив одну руку мне на голову, а второй сжав ягодицы, он нежно двигался вперёд и очень медленно обратно. Но нежности хватило ненадолго. Да мне и не нужно было. Мне нужны были толчки, резкие и грубые. Я хотела, чтобы он брал меня, вбивался снова и снова, звонкими шлепками доказывая мне всю силу своей страсти. Я снова изогнулась дугой и застонала словно раненное животное.

— Смотри мне в глаза. — Хрипел он, когда в порыве наслаждения, я откинула голову назад и закрыла глаза. Он задвигался резче и жёстче. Хотя я думала, что если будет ещё жестче, то это причинит боль. Но нет. Это было нужно. Это было так правильно, что лоно не переставало содрогаться в такт его движениям.

И он зарычал. Глядя на меня безумным взглядом, он потянулся ко мне с поцелуем и выдохнул свой стон мне в рот. Потом оторвался от меня, сжал в объятиях и содрогался, изливаясь в меня горячим обжигающим потоком. Я горела наслаждением и торжеством. Чувствовала свою власть над этим мужчиной и понимала, что теперь принадлежу ему, и никуда мне от этого не деться.

Когда мы оба немного успокоились, он осторожно вышел из меня, и я почувствовала предательскую пустоту и тоску. Но он не оставил меня, развернув спиной к себе и заключив в колыбель своих сильных рук.

— Теперь моя. Совсем моя. — Шептал он счастливо мне в макушку.