— И ты серьезно полагаешь, что сможешь укрепить достоинство людей, устрашая беспомощного старика? Я только что видел Рабирия. Он уже ничего не соображает — слишком стар. Даже не понимает, что происходит.
— Но если он ничего не понимает, его невозможно устрашить.
— Послушай, дорогой Гай, мы дружим уже много лет, — сказал Цицерон после долгого молчания, уже другим тоном. На мой взгляд, это было сильным преувеличением. — Могу я дать тебе дружеский совет, как старший брат младшему? Тебя ожидает блестящее будущее. Ты молод…
— Не так уж и молод. Мне сейчас на три года больше, чем было Александру Македонскому, когда он умер.
Цицерон вежливо засмеялся; он подумал, что Цезарь шутит.
— Ты молод, о тебе идет добрая слава, — продолжил он. — Зачем рисковать ею, вступая в подобное столкновение? Дело Рабирия не только настроит людей против сената, его смерть будет пятном на твоей чести. Сегодня это может понравиться толпе, но завтра все разумные люди отвернутся от тебя…
— Ну что же, я готов рискнуть.
— Ты понимаешь, что, как консул, я обязан защищать его?
— Это будет роковой ошибкой, Марк… Если позволишь, я тоже отвечу тебе как другу: подумай о том, кто выступит против тебя. Нас поддерживают народ, трибуны и половина преторов. Даже Антоний Гибрида, второй консул, на нашей стороне. И с кем же ты останешься? С патрициями? Но они тебя презирают. И выбросят тебя, как только ты перестанешь быть нужен им. На мой взгляд, у тебя есть только один выход.
— И какой же?
— Присоединиться к нам.
— Ах вот как! — у Цицерона была привычка держать себя за подбородок, когда он над чем-то размышлял. Какое-то время он смотрел на Цезаря. — И что под этим подразумевается?
— Надо поддержать наш закон.
— А что взамен?
— Я и мой двоюродный брат можем найти в своих сердцах толику снисхождения к бедняге Рабирию, учитывая его нынешнее состояние. — Тонкие губы Цезаря растянулись в улыбке, однако он продолжал пристально смотреть в глаза Цицерону. — Что ты скажешь на это?
Прежде чем тот успел ответить, в дом вернулась жена Цезаря. Некоторые говорили, что Цезарь взял в супруги эту женщину, которую звали Помпея, только по настоянию своей матери, — родственники Помпеи заседали в сенате. Однако в тот день я понял, что у нее есть куда более очевидные преимущества. Двадцати с чем-то лет, она была намного моложе мужа, и холодный воздух, подрумянивший щеки и шею, добавлял блеска ее большим серым глазам. Она обняла мужа, прижавшись к нему всем телом, как кошка, затем набросилась на Цицерона, хваля его речи и утверждая, что прочитала даже сборник его стихотворений. Я решил, что она пьяна. Цезарь смотрел на нее с изумлением.
— Мама хочет тебя видеть, — сказал он ей, на что она надула губы как ребенок. Тогда Цезарь приказал: — Давай, давай! И не делай кислое лицо. Ты же знаешь, какая она.
Он похлопал ее по заду, подталкивая в нужном направлении.
— Вокруг тебя так много женщин, Цезарь, — сухо заметил Цицерон. — Откуда они еще появятся?
— Боюсь, у тебя создастся неправильное мнение обо мне, — рассмеялся Цезарь.
— Мое мнение о тебе совсем не изменилось, уж поверь.
— Ну так что же, мы договорились?
— Все зависит от того, что содержится в твоем законе. До сих пор мы слышали только предвыборные призывы: «Землю безземельным!», «Еду голодным!». Мне нужны подробности. А также некоторые уступки.
Цезарь не ответил. Его лицо ничего не выражало. Наконец молчание затянулось настолько, что это стало неудобным. Цицерон вздохнул и повернулся ко мне.
— Темнеет, — сказал он. — Нам пора идти.
— Так быстро? И вы ничего не выпьете? Позвольте, я вас провожу. — Цезарь говорил со всей возможной любезностью — его манеры всегда были безукоризненными, даже когда он приговаривал человека к смерти. — Подумай о сказанном мной, — продолжил он, провожая нас по облупившемуся коридору. — Подумай, каким легким будет твой срок, если ты присоединишься к нам. Через год твое консульство закончится. Ты покинешь Рим. Будешь жить в наместничьем дворце. В Македонии ты заработаешь столько денег, что хватит на всю оставшуюся жизнь. После этого возвращайся домой, купи домик на берегу Неаполитанского залива. Изучай философию и пиши воспоминания. Иначе…
Слуга подошел к нам, чтобы помочь Цицерону надеть плащ, но мой хозяин отмахнулся от него и повернулся к Цезарю:
— «Иначе»? Что иначе? А если я к тебе не присоединюсь? Что тогда?
— Пойми, что это не направлено против тебя лично. — На лице Цезаря появилось удивленное выражение. — Мы не хотим причинить тебе зла. Более того, я хочу, чтобы ты знал: если лично тебе будет угрожать опасность, ты всегда можешь рассчитывать на мою защиту.
— Могу рассчитывать на твою защиту?
Я очень редко видел, чтобы Цицерон не мог подобрать слова для ответа. Но в этот холодный день, в этом мрачном и неухоженном доме, в этом убогом квартале, он изо всех сил пытался найти слова, которые выразили бы его чувства. Однако консулу это не удалось. Закутавшись в плащ, он вышел на улицу, в снег, под угрюмыми взглядами головорезов, которые все еще топтались у огня, и коротко попрощался с Цезарем.