Империй. Люструм. Диктатор

— Друзья мои, — сказал он достаточно громко, чтобы быть услышанным в шуме застольной беседы. — Уже поздно, и Тирон пришел напомнить мне, что я должен закончить свою инаугурационную речь. Иногда я думаю, что консулом должен быть он, а я — только его слугой.

Все рассмеялись, и я почувствовал на себе взгляды присутствовавших.

— Дамы, — продолжил хозяин, — разрешите мне похитить ваших мужей на несколько минут.

Он вытер рот салфеткой, которую затем бросил на стол, встал и предложил руку Теренции. Та приняла ее с улыбкой, казавшейся особенно привлекательной, поскольку появлялась нечасто. Теренция выглядела как хрупкий зимний цветок, который неожиданно расцвел в лучах успеха Цицерона. Она отказалась от своей всегдашней бережливости и оделась так, как подобало жене консула и будущего наместника Македонии. Новое платье было расшито жемчугом, повсюду блестели только что приобретенные драгоценности, украшавшие шею, небольшую грудь, запястья, пальцы, темные локоны. Гости вышли; женщины направились в таблинум, а мужчины — в комнату для занятий. Хозяин приказал мне закрыть дверь, и улыбка удовольствия немедленно исчезла с его лица.

— В чем дело, брат? — спросил Квинт, в руках которого все еще был бокал с вином. — Ты выглядишь так, будто съел несвежую устрицу.

— Мне бы не хотелось портить этот прекрасный вечер, но у меня возникла неприятность. — Цицерон с угрюмым видом достал судебное предписание, направленное Рабирию, рассказал о приходе сенаторов и своем посещении Цезаря, а затем велел мне: — Прочитай, что сказал этот проходимец.

Я сделал, как было приказано, и когда дошел до последней части — предложения Цезаря, то увидел, как все четверо обменялись взглядами.

— Ну что же, — сказал Аттик. — Если ты отвернешься от Катула и его друзей после всех обещаний, которые дал им перед выборами, тебе действительно может понадобиться его защита. Такого они тебе никогда не простят.

— А если я сдержу слово и выступлю против закона популяров, Рабирия признают виновным, и я буду вынужден защищать его на Марсовом поле.

— Этого ни в коем случае нельзя допустить, — промолвил Квинт. — Цезарь совершенно прав. Ты обязательно проиграешь. Надо любой ценой добиться, чтобы его защищал Гортензий.

— Но это невозможно. Как глава сената, я не могу оставаться в стороне, когда распинают сенатора. Иначе что же я за консул?

— По крайней мере, живой консул, а не мертвый, — ответил Квинт. — Ведь если ты выступишь на стороне патрициев, то окажешься, поверь мне, в настоящей опасности. Даже сенат не будет единым, Гибрида об этом позаботится. Там, на скамейках, есть множество людей, которые ждут не дождутся твоего падения. И Катилина — первый из них.

— У меня есть мысль, — сказал молодой Руф. — Почему бы не вывезти Рабирия из города и не спрятать где-нибудь до тех пор, пока здесь все не утихнет?

— А мы сможем? — спросил Цицерон. Обдумав предложение, он покачал головой. — Я восхищен твоей храбростью, Руф, но ничего не выйдет. Если мы не отдадим Цезарю Рабирия, он легко может проделать то же самое с кем-нибудь другим — с Катулом или Исавриком, например. Ты представляешь, какими будут последствия?

Все это время Сервий внимательно изучал судебное предписание. У него были слабые глаза, и он держал свиток так близко к подсвечнику, что я испугался — не вспыхнет ли папирус?

— Perduellio, — пробормотал он. — Странное совпадение. В этом месяце я хотел предложить сенату отменить законодательный акт, касающийся perduellio. Я даже изучил все случаи, когда он применялся. Они все еще лежат на столе у меня дома.

— Может быть, именно там Цезарь и подхватил эту идею? — заметил Квинт. — Ты это с ним никогда не обсуждал?

— Конечно нет. — Сервий все еще водил носом по свитку. — Я с ним никогда не разговариваю. Этот человек — законченный негодяй. — Он поднял глаза и увидел, что Цицерон пристально смотрит на него. — В чем дело?

— Мне кажется, я знаю, как Цезарь узнал о perduellio.

— Как?

— Твоя жена была сегодня у Цезаря, — сказал Цицерон после некоторых колебаний.

— Чушь. С какой стати Постумия будет посещать Цезаря? Она его почти не знает. Сегодня она весь день провела у сестры.

— Я видел ее там. И Тирон тоже.

— Ну что ж, может, и так. Я уверен, что этому есть простое объяснение.

Сервий притворился, что продолжает читать. Через некоторое время он сказал низким и обиженным голосом:

— А я все никак не мог понять, почему ты не обсудил предложение Цезаря за столом. Теперь я все понимаю. Ты не хотел открыто говорить при моей жене — на тот случай, если она окажется в его кровати и все ему расскажет!

Всем было страшно неловко. Квинт и Аттик смотрели в пол, и даже Руф замолчал.

— Сервий, Сервий, старина, — сказал Цицерон, взяв его за плечи. — Я очень хочу, чтобы ты заменил меня на должности консула. Я тебе полностью доверяю. Не сомневайся в этом.

— Но ты оскорбил честь моей жены, а значит, нанес оскорбление и мне. Так зачем же мне твое доверие?

Он стряхнул руки Цицерона с плеч и с достоинством удалился из комнаты.