Империй. Люструм. Диктатор

— Консул, у нас с тобой были разногласия, — холодно сказал Красс. — Но я добропорядочный гражданин и останусь таковым до конца. Я не желаю гражданской войны. Именно поэтому мы здесь. — Он достал пачку писем из своего футляра. — Все эти письма были доставлены ко мне домой сегодня вечером. Одно из них предназначено для меня, два других — для моих друзей, Марцелла и молодого Сципиона, которые как раз обедали у меня. Остальные письма — для других членов сената. Как видишь, печати на них не сломаны. Вот они. Я хочу, чтобы между нами не было тайн. Прочитай мое письмо.

Цицерон подозрительно посмотрел на него, быстро пробежал глазами письмо и передал его мне. Оно было очень коротким: «Время разговоров прошло. Наступило время действий. Замысел Катилины созрел. Он предупреждает тебя, что в Риме прольются реки крови. Тайно уезжай из города… Когда можно будет вернуться, с тобой свяжутся». Письмо было без подписи, а почерк — тщательным, но безликим; это мог написать и ребенок.

— Теперь ты понимаешь, почему я решил сразу же прийти к тебе? — спросил Красс. — Я всегда поддерживал Катилину. Но в этом мы участвовать не хотим.

Цицерон обхватил подбородок рукой и некоторое время молчал, глядя то на Марцелла, то на Сципиона.

— Ну а ваши письма? Они такого же содержания? — (Оба молодых сенатора кивнули.) — И тоже не подписаны? — (Новый кивок.) — И вы не представляете, кто мог их послать?

Они покачали головами. Два высокомерных римских сенатора выглядели покорными как овечки.

— Имя отправителя остается загадкой, — объяснил Красс. — Мой привратник принес послания как раз тогда, когда мы закончили обедать. Он не видел, кто их доставил. Письма просто лежали на пороге. А гонец сбежал. Разумеется, Марцелл и Сципион прочитали свои письма одновременно со мной.

— Разумеется. А могу я посмотреть на другие письма?

Красс стал по одному передавать Цицерону невскрытые письма. Консул внимательно изучал имена и показывал их мне. Я запомнил Клавдия, Эмилия, Валерия и других, включая Гибриду. Восемь или девять человек, все патриции.

— Странные заговорщики — обращаются к человеку, который утверждает, что не имеет к ним никакого отношения, и пытаются сделать его своим посыльным.

— Не могу сказать, что у меня есть объяснение.

— А может быть, это розыгрыш?

— Возможно. Но когда вспоминаешь о том, что происходит в Этрурии и насколько Манлий близок к Катилине… Нет, консул, думаю, к этому надо отнестись со всей серьезностью. Боюсь, что Катилина все-таки представляет угрозу для республики.

— Он представляет угрозу для всех нас.

— Если я могу чем-нибудь помочь, только скажи, что я должен сделать.

— Для начала отдай мне все эти письма.

Красс переглянулся со своими компаньонами, а потом засунул все письма в футляр и передал его Цицерону.

— Полагаю, ты покажешь их в сенате?

— Думаю, я просто обязан это сделать, разве нет? И еще мне нужен Аррий — пусть он расскажет все, что видел в Этрурии. Ты сможешь это сделать, Аррий?

Тот посмотрел на Красса. Красс слегка кивнул.

— Конечно, — подтвердил Аррий.

— Ты будешь требовать у сената разрешения послать войско? — спросил Красс.

— Я обязан защитить Рим.

— Хочу просто заметить, что, если тебе понадобится военачальник, далеко ходить не надо. Если помнишь, это я подавил восстание Спартака. С Манлием у меня тоже не возникнет трудностей.

Как позже заметил Цицерон, наглость этого человека не имела границ. Сначала он помогал поднять восстание, поддерживая Катилину, а теперь хотел получить свою долю похвал за подавление этого восстания. Цицерон дал Крассу ни к чему не обязывающий ответ: мол, уже очень поздно, чтобы набирать войско и назначать начальников, и он хочет выспаться, чтобы заняться всем этим на свежую голову.

— Но когда ты сделаешь свое сообщение, ты обратишь внимание собравшихся на мою любовь к отечеству? — не унимался Красс.

— В этом ты можешь быть твердо уверен, — ответил Цицерон, выпроваживая его из комнаты для занятий в атриум, где их ожидала охрана.

— Если я еще что-то могу…

— Вообще-то, есть одно дело, в котором мне может понадобиться твоя помощь, — ответил Цицерон, который никогда не упускал возможности закрепить успех. — Речь идет о суде над Муреной. Если он его проиграет, мы лишимся консула в тяжелейшие для республики времена. Ты согласишься защищать Мурену вместе со мной и Гортензием?

Конечно, это было последним, чего хотел бы Красс, но он сохранил хорошую мину при плохой игре.

— Для меня это будет честью, консул.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Не могу даже передать, как я рад, что все недоразумения между нами решены, — сказал хозяин.

— Я с тобой полностью согласен, дорогой Цицерон. Эта ночь была удачной для нас, но еще удачнее она оказалась для Рима.

Под взаимные обещания дружбы, доверия и уважения Цицерон выпроводил Красса и его спутников за дверь, поклонился ему и пожелал хорошо выспаться. Они решили переговорить утром.

— Как же все-таки ужасно лжет этот ублюдок! — воскликнул хозяин, как только дверь за гостями закрылась.

— Ты не веришь ему?