Империй. Люструм. Диктатор

Его речь и в особенности его ручательство изменили все. Полагаю, можно сказать — редкая похвала для речи! — что, если бы Цицерон не произнес свою пятую филиппику, история пошла бы по-другому, потому что мнения в сенате разделились почти поровну и, пока он не заговорил, перевес был на стороне Антония. Его слова положили конец этому, и сенаторы стали отдавать голоса в пользу войны. Цицерон мог бы победить по каждому вопросу, вынесенному на голосование, если бы трибун по имени Сальвий не воспользовался своим правом вето, отсрочив дебаты до четвертого дня и дав жене Антония, Фульвии, возможность появиться у дверей храма и умолять о снисходительности. Ее сопровождали маленький сын — тот, которого посылали на Капитолий как заложника, — и Юлия, пожилая мать Антония, двоюродная сестра Юлия Цезаря, которой восхищались из-за ее благородного поведения. Все были одеты в черное и выступили до крайности трогательно: представители трех поколений, идущие по залу сената с умоляюще стиснутыми руками. Каждый сенатор сознавал, что, если Марка Антония назовут врагом общества, все его имущество будет изъято, а его близких вышвырнут на улицу.

— Избавьте нас от этого унижения, — выкрикнула Фульвия, — умоляем!

Антония не удалось объявить врагом отечества. Зато сенаторы постановили отправить посланников, чтобы в последний раз предложить ему мир. Однако все остальное было решено так, как предлагал Цицерон: войско Октавиана узаконили и объединили с легионами Децима под штандартом сената, самого Октавиана сделали сенатором, несмотря на его юность, и наградили также пропреторством с империем, а на будущее возраст, требуемый для консулов, снизили на десять лет (но и при этом Октавиан мог быть избран лишь через тринадцать лет). Верность Планка и Лепида купили, утвердив первого консулом на следующий год и удостоив второго позолоченной конной статуи на ростре. Было также приказано немедленно начать набор новых солдат и ускорить военные приготовления в Риме и по всей Италии.

И вновь трибуны попросили Цицерона, а не консулов передать решения сената тысячам собравшихся на форуме. Когда он сказал, что к Антонию будут отправлены посланники, раздался всеобщий стон. Цицерон воздел обе руки, успокаивая их:

— Полагаю, римляне, вы отвергаете эти меры так же, как и я, и не без оснований. Но я призываю вас к терпению. Я сделаю перед вами сейчас то, что сделал раньше в сенате. Я предсказываю, что Марк Антоний не подчинится посланникам, станет опустошать плодородные земли, начнет осаждать Мутину и наберет еще солдат. Я не боюсь, что, узнав о сказанном мной, он изменит свой замысел и пообещает повиноваться сенату, чтобы опровергнуть мои слова, — для этого он зашел слишком далеко. Мы потеряем драгоценное время, но не бойтесь: в конце концов мы одержим победу. Другие народы могут сносить рабство, но драгоценнейшее достояние римского народа — свобода.

Посланники, призванные добиться мира, отправились в путь с форума на следующий день, и Цицерон нехотя пошел пожелать им доброго пути. Для переговоров выбрали трех бывших консулов: Луция Пизона, который сам предложил их и не мог отказаться, Марка Филиппа, отчима Октавиана, чье участие Цицерон назвал «отвратительным и постыдным», и Сервия Сульпиция, старого друга Цицерона, настолько слабого здоровьем, что Цицерон умолял его передумать:

— Придется проделать двести пятьдесят миль посреди зимы, вокруг будут снега, волки и разбойники, а единственное удовольствие в конце пути — оказаться в военном лагере! Мой дорогой Сервий, молю тебя: сошлись на свою болезнь, и пусть они найдут кого-нибудь другого!

— Ты забываешь, что при Фарсале я был рядом с Помпеем, — возразил тот. — Я стоял и наблюдал, как истребляют лучших людей государства. Я сослужу свою последнюю службу республике, попытавшись не допустить, чтобы это случилось снова.

— Твои порывы, как всегда, благородны, но ты не смотришь на вещи здраво. Антоний рассмеется вам в лицо. Все, чего ты добьешься своими страданиями, — поможешь затянуть войну.

Сервий грустно посмотрел на Цицерона:

— Что сделалось с моим старым другом, который ненавидел военное дело и любил книги? Я порядком скучаю по нему. И явно предпочитаю его подстрекателю, который разжигает у толпы жажду крови.

С этими словами он неуклюже забрался в свои носилки и вместе с другими начал долгое путешествие.

Пока римляне ожидали вестей от посланников, подготовка к войне замедлилась и шла кое-как, о чем и предупреждал Цицерон. Хотя по всей Италии набирали солдат для новых легионов, теперь, когда непосредственная угроза вроде бы миновала, не было особого смысла спешить. Между тем сенат мог рассчитывать только на два легиона, которые встали лагерем рядом с Римом и заявили, что стоят за Октавиана, — Марсов и Четвертый. С разрешения Октавиана оба отправились на север под началом одного из консулов — вызволять Децима.