Империи песка

Увитая плющом веранда выходила в большой сад на склоне, полого спускавшемся в сторону оазиса. Мусса услышал журчание воды под деревьями. Это была вода из кяризов, услаждавшая и облегчавшая жизнь тем, кто здесь обитал. Вода, купленная жизнью рабов. Теплый ветерок приносил на веранду запахи оазиса. Закрыв глаза, Мусса глубоко вдыхал ароматы сирени, фиалок, цветков абрикосов и груш. Его ноздри ловили не только запахи цветов и фруктов. Где-то готовилась пища, сдобренная специями. Что именно, он не знал, но проснувшийся желудок заурчал. Откуда-то донесся аромат духов, прекрасный тонкий аромат женщины. Сквозь кроны пальм блестели звезды. Какой прекрасной и удивительной была жизнь за пределами его хижины! Ему нравилось стоять на поверхности земли и вдыхать запахи позднего вечера.

Вернулся стражник.

– Входите.

Атагум толкнул его плеткой, и они вошли. Мусса заморгал. Он попал в приемный зал паши. Освещение здесь было приглушенным. Откуда-то доносилась музыка. Играли на струнном инструменте, но на каком – он не мог определить. В другом конце зала в сумраке угадывались силуэты женщин, облаченных в паранджу. Смеясь и щебеча, женщины покидали зал через другую дверь. Судя по всему, у паши только что закончился прием. На полу стояли подносы с недоеденными угощениями. Пищи на них было больше, чем рабы поселения получали за целую неделю. Мусса жадно пожирал глазами содержимое подносов. За время плена он еще ни разу не ел досыта.

Паша восседал на бархатных подушках и смеялся, слушая человека, сидящего рядом. Этого человека Мусса узнал сразу. Ему вспомнилась их предыдущая встреча, когда тот его избил. Эль-Хусейн. Посол. Рядом с подушками стоял графин с янтарной жидкостью. Бренди, привезенный Эль-Хусейном из Франции, чтобы потрафить своему шурину. На этот вечер оба притушили праведное пламя ислама и наслаждались запретным напитком неверных. Паша и его родственник были слегка пьяны. Поначалу оба не замечали появления Муссы. Мусса стоял, чувствуя, как Атагум дышит ему в затылок. Через какое-то время паша взглянул на пленного и увидел, как он с жадностью смотрит на еду.

– Почему бы не кинуть псу кость с нашего стола? – произнес паша и театрально махнул рукой. – Сегодня вечер щедрости. Время, когда кое-что от изобилия Аллаха перепадет тому, кто сделал это возможным. Ты согласен, Хусейн?

Эль-Хусейн был осторожнее паши. Даже разгоряченный бренди, он предпочитал видеть Муссу в цепях. Он помнил, как туарег ударил его коленом в пах.

– Ничего ему не надо, повелитель, кроме скорого конца. Пусть стоит там, где стоит.

– Чепуха! Разве не написано, что щедрость – это путь милости Аллаха? Пусть поест! Атагум!

– Чего изволите, повелитель?

– Развяжи ему руки, чтобы мог угоститься объедками. Сам встань рядом. Если он вздумает не только есть, убей его!

Атагум развязал пленному руки. Мусса растер онемевшие запястья. Глядя на еду, он шагнул к подносам, но потом остановился, вызвав изумленный взгляд Джубар-паши.

– Ты не голоден? Вас так хорошо кормят в поселении? Надо будет всем вам урезать порции.

– Меня не привлекает пировать у тебя.

Джубар-паша удовлетворенно засмеялся:

– Как меня забавляет дерзость благородного раба! Сколь великолепная порода у этого полукровки! Ты прекрасно носишь одежды высокомерия. Они тебе к лицу!

– Ты распорядился привести меня сюда не для того, чтобы накормить.

Глаза паши сверкали от выпитого бренди и хитроумного плана, близкого к завершению.

– Да, Мусса де Врис. Или назвать тебя графом де Врисом? Ты совершенно прав. Я распорядился привести тебя сюда не для того, чтобы накормить. Тебя сюда привели, чтобы убить.

Мусса оцепенел. Граф де Врис! Никто и никогда его так не называл. Откуда паша узнал? Все это время он считал себя обыкновенным пленником, случайной жертвой засады в пустыне. Каким же он был наивным! Его захватили в плен не просто так. Все оказывалось гораздо сложнее. Мусса почувствовал у себя на плече руку Атагума. Стражник не терял бдительности и подмечал любую мелочь в его поведении.

Паша тоже заметил его инстинктивную реакцию.

– Тебе нечего бояться, граф. Заверяю тебя: все произойдет быстро. Я человек гуманный, даже по отношению к неверным. Особенно к таким! Ты же, получается, дважды неверный. Французский неверный. Поди христианин? – (Мусса не ответил.) – И туарегский неверный. Как жаль, что обе половины при соединении дали пустоту! Был бы правоверным мусульманином, оказался бы в раю, рядом с самим Пророком. Ты ведь творишь такое благородное дело для дома ислама, не ударив палец о палец.

Эль-Хусейн насторожился. Паша был излишне разговорчив. Французский бренди развязал ему язык. Надо его предостеречь.

– Правитель, мне не кажется разумным сообщать ему…

– А какая разница? – отмахнулся паша. – Какие воспоминания могут быть у покойника? Думаешь, он вспомнит, что его предали?

– Ты говоришь загадками, – сказал Мусса.

Паша торжествующе на него посмотрел: