Империи песка

– Поль! – раздался женский голос; Поль продолжал кричать и вырываться. – Поль, прекрати! Ты меня знаешь?

Он посмотрел на лицо женщины, и оно закружилось, все закружилось, поскольку у него самого кружилась голова. Поль пытался преодолеть сильнейшую дрожь в руке, пытался выстрелить и одновременно пытался понять происходящее. Женщина. Туарег. Да, он сможет убить и ее.

– Прочь с моей дороги! – хрипло, давясь словами, потребовал он. – Нечего прятать убийц!

– Поль! Я тебя знаю, а ты знаешь меня.

Он заморгал, стараясь рассмотреть ее лицо. Голос женщины был успокаивающим и очень знакомым.

– Поль де Врис, это я, Серена. Твоя тетя. Слышишь? Прекрати! Ты способен убивать с такой легкостью? Неужели ты превратился в зверя?

Он попытался вырваться и пробиться в шатер, но Серена была сильной, а он ослаб и не мог высвободиться из ее хватки.

– Должен убить, – шепотом прохрипел он. – Всех.

Серена дала ему пощечину, чтобы привести в чувство. Его рука с пистолетом вдруг оказалась свободной. Поль снова поднял пистолет, но Серена больше не обращала внимание на его оружие.

– Поль, я туарегская женщина. Я была ею в твоем детстве, когда жила в Париже. Я остаюсь ею и сейчас. Я воплощение того, что ты ненавидишь. Слышишь меня? Я то, что ты ненавидишь!

Он качал головой, преодолевая головокружение и ничего не понимая. Навалившееся было выше его сил и окончательно сбивало с толку.

– Серена?

Она – туарегская женщина. Да, конечно. Имеет ли это значение? Он пытался успокоиться и подумать, но рука дрожала, а думать он не мог.

– Мусса рассказал мне о том, что с тобой случилось. Я потрясена вероломством тех, кто это сделал. Но ты позволил ненависти себя разрушить. Ты сам стал тем, что ненавидишь. Ты превратился в зло, которое стремился уничтожить.

Поль продолжал сопротивляться. Он качал головой, отрицая ее слова. Серена дала ему вторую пощечину, ударив так сильно, что он едва устоял на ногах.

– Поль! Ты меня видишь? Ты меня слышишь?

Ему хотелось рявкнуть на нее, но из горла вырвался лишь хрип:

– Прочь!

Тогда она обеими руками взяла его руку и поднесла к своему лицу. Дуло пистолета уперлось ей в щеку, и он ощутил тепло ее дыхания на тыльной стороне своей руки.

– Поль, если в тебе так сильна ненависть, первой ты должен застрелить меня.

Его палец застыл в опасной близости от спускового крючка. Перед глазами замелькали видения из его кошмаров: Реми, отсеченная рука сержанта, кружащаяся в воздухе, бойня у Тадженута, отравленные финики, умирающий Недотепа, погонщик Джемаль, которого съели уцелевшие участники экспедиции.

Он увидел Мелику.

Его голова была готова расколоться. Вихрь жутких видений доконал его. Поль рухнул на колени. По щекам заструились слезы. Пистолет выпал у него из руки. Он уткнулся в гандуру Серены и заплакал навзрыд.

Глава 34

Это было особое время для них обоих; время, когда многое заканчивалось и многое начиналось. Они почти не покидали шатер, медленно двигаясь от рассветов к закатам. Они сидели, крепко обнявшись и помогая друг другу справиться со всем, что пережили. Анна не одобряла такого поведения. Ни один мужчина из туарегской знати не проявлял так открыто своих чувств к женщине. Ведь существовали правила, которым надо следовать, обычаи, требовавшие соблюдения. Но все знали, что господин Мусса с детства отличался странностями.

И потом, никакие увещевания не заставили бы его покинуть Даию.

Даия едва не умерла в родах, но после долгого, тяжелого дня Анна вышла из шатра, держа на руках здоровую новорожденную девочку.

– Это твой ребенок, – шепотом призналась Муссе Даия, когда к ней вернулась способность говорить.

Ошеломленный услышанным, Мусса тяжело опустился рядом, с восхищением глядя на крошечное личико.

– Я не знал, – наконец произнес он. – Я думал, это ребенок Махди.

– Это была плата за твою жизнь. Он обещал признать ребенка своим, если я выйду за него. Мусса, у меня не было выбора. Он пообещал, что тогда оставит тебя в покое. – От воспоминаний о соглашении ее глаза наполнились слезами. – К тому моменту это зашло слишком далеко. Я и мечтать не смела, что… Я не думала о возможности нашей… – Она не договорила, но оба и так знали.

Дочку назвали Таши. Мусса с благоговением брал ребенка на руки.

Даия горевала по Махди и в то же время ненавидела его за обман. Она понимала лишь часть его побуждений, но знала суть.

– Он слишком меня любил.

– Такое невозможно, поскольку я тебя люблю еще больше, – возразил Мусса.

Его удивили собственные слова, но он решил преодолеть прежнюю скованность и открыть Даии сердце. В темноте кяризов, когда его терзала мысль, что он может никогда не увидеть любимую, ему не давали покоя слова матери: «Мусса, я не понимаю, почему верблюд сразу узнаёт о твоих чувствах, а перед женщиной ты таишься».