Шато опустело. Во всем доме оставались только Элизабет и дворецкий, которому Поль велел выпроводить ее из дома и отвезти по любому парижскому адресу, какой она назовет. Она под разными предлогами откладывала своей отъезд, дожидаясь, пока все не уедут. Ей требовалось закончить одно дело. Элизабет надеялась, что дворецкий не создаст ей хлопот, хотя ему не терпелось выполнить распоряжение графа, и он едва скрывал свое рвение. Ничего, если понадобится, она его подкупит.
Дождавшись, пока карета не скроется из виду, Элизабет поспешила к черной лестнице и спустилась вниз, неся с собой объемистую кожаную сумку. Остановилась, пытаясь по звукам определить, где сейчас дворецкий. Оказалось, что в кухне. «Ясное дело, вино крадет», – подумала она.
К кабинету примыкала гостиная. Войдя туда, Элизабет прошла к стенному сейфу. Со второй попытки ей удалось открыть сейф, после чего она начала перекладывать в сумку его содержимое. Там хранились ценные бумаги, деньги, драгоценности и несколько важных документов. Торопливо убирая все это в сумку, Элизабет испытывала пусть и горькое, но удовлетворение. И хотя сын вышвырнул ее отсюда, ему не удалось лишить ее
Конечно, она заслуживала большего, но лучше что-то, чем ничего.
Они стояли на платформе, ожидая отправления марсельского поезда. Дорожная сумка висела у Поля на плече. Пассажиры с любопытством глазели на диковинный наряд Муссы и на улыбающуюся Даию. Вокзальный шум не мешал Таши крепко спать.
– Куда вы теперь? – спросил Поль.
– В Австрию, – ответил Мусса. – На несколько дней задержимся в Париже, а потом туда. Я обещал показать Даии Альпы. А дальше пора возвращаться домой. Я не могу опоздать на
Паровоз пронзительно засвистел, напугав Даию, у которой округлились глаза. Проснувшаяся Таши заверещала, как птенец сокола. Мусса осторожно взял дочь на руки, прикрыл ей личико своей накидкой и принялся укачивать. Вскоре ребенок затих.
– Думаю, тебе стоило бы ненадолго задержаться в Париже, – сказал Мусса. – Привел бы дела в порядок. Если за твоей матерью не следить, она обязательно устроит какой-нибудь трюк.
Поль пожал плечами. События этого дня вызывали у него смешанное чувство ликования и подавленности. Он был доволен собой и одновременно испытывал неприязнь к себе. Сейчас им владела безмерная усталость. Он был выжат до предела и совсем не думал об ухищрениях матери.
– Не сомневаюсь, что устроит, – ответил он. – Но меня это уже не волнует. Я сделал почти все, что задумал. К тому же этим вечером Гаскон переберется в шато и пробудет там до моего возвращения. Уаргла не может ждать. Я и так давно там не был.
Поль целый месяц наблюдал за отношениями Муссы и Даии, видел, как они нежны друг к другу, что лишь подхлестывало его тоску по Мелике.
– Понимаю, – кивнул Мусса. – Тогда до сентября.
– Я обязательно приеду.
Они договорились через девять месяцев встретиться в столице Алжира. Поль взял Даию за руку.
–
Мусса перевел жене его слова. Даия улыбнулась:
–
Мусса бережно передал малышку Даии. Двоюродные братья крепко пожали друг другу руки и обнялись. Поль уже ступил на подножку вагона, но мелькнувшая мысль заставила его остановиться.
– Кстати, ты здорово придумал с телеграммой.
– С какой телеграммой? – не понял Мусса.
– От имени Эль-Хусейна, где сообщалось, что ты мертв. Увидев тебя, мать едва не окаменела. Но вообще-то, мы это не планировали. Ты забыл мне рассказать.
Мусса с недоумением посмотрел на Поля:
– Я не посылал никакой телеграммы.
Эль-Хусейн склонился над фарфоровой музыкальной шкатулкой – этим сокровищем из царского дворца в Санкт-Петербурге – и повернул миниатюрную рукоятку. Из недр шкатулки раздались мелодичные звуки музыки Чайковского. Крышку венчала фигурка казака верхом на гарцующей белой лошади. Лошадь закружилась вместе с всадником. Какое волшебство! Эль-Хусейн захлопал в ладоши от удовольствия. Этот дом был полон разнообразных сокровищ. Дорогие шпалеры, драгоценные камни, шелка. Здешние богатства превосходили воображение Эль-Хусейна. Он осторожно убрал шкатулку в картонную коробку, где уже лежали и другие его трофеи. Кожаная сумка, находившаяся рядом с коробкой, была туго набита новенькими банкнотами. Эль-Хусейн не стал тратить время на пересчет денег. Он и так знал, что там больше миллиона франков. Ему этого надолго хватит для приличной жизни.