Империи Средневековья. От Каролингов до Чингизидов

Из небесной воли как легитимирующей силы проистекали два других ключевых элемента имперской идеологии монголов. Во-первых, харизма правителя, иными словами, сверхчеловеческое свойство императора — «суу», что в переводе значит «удача». «Суу» довольно точно соответствует понятию «кут» у тюрков и уйгуров[98]. Удача, дарованная Чингисхану Небом, распространялась на весь императорский род — «Алтан Уруг» («Золотой род»). Таким образом, сакральный характер и монопольное право на власть рода Чингизидов основывались на харизме его основателя. Происхождение от Чингисхана само по себе стало легитимирующим фактором. Удача Чингизидов, в свою очередь, переходила на подвластные им государства. Так, персидский историк Рашидад-Дин (1247–1318) рассказывает, что во время вступления на престол Угэдэя все вельможи, опустившись на колени, провозгласили: «Пусть твое царствие принесет удачу империи!»[99]. Веру в то, что Угэдэй унаследовал священную харизму своего отца и передал ее всему императорскому роду, можно проиллюстрировать сообщением его племянника Бату об успехе военной кампании в западных степях: «Силою Вечного Неба и удачей моего дяди, кагана»[100]. Эта формула почти точно совпадает с легендой на персидской монете, отчеканенной при Мункэ, которая довольно верно передает идеологию Чингизидов: «Силою Бога и удачей императора мира Мункэ Каана [кагана]» [101].

Вторым элементом монгольской идеологии, заключенном в формуле «император мира», была претензия на мировое господство, на которое некогда посягали еще тюркские правители. Считалось, что одному Богу на небе должен соответствовать один правитель на земле, а власть, дарованная ему Тэнгри, должна распространяться на весь мир. Универсалистские притязания впервые были открыто и официально выражены в 1237 г. в ультимативном послании Угэдэя королю Венгрии Беле IV: «Я, каган, представитель небесного владыки, даровавшего мне власть возвышать тех на земле, кто подчиняется, и наказывать тех, кто сопротивляется»[102]. Рашид ад-Дин рассказывает, что великий шаман Тэб-Тэнгри, от которого Чингисхан получил свой титул, объявил, что «Бог повелел монгольскому правителю быть властелином мира»[103]. Однако в 1206 г. завоевание мира, возможно, не входило в планы Чингисхана. Скорее всего, к универсалистской риторике, уже бытовавшей среди кочевников, прибегали каждый раз, когда у них появлялась возможность создать империю, выходящую за границы Монгольской степи. Предположительно, эта идея укоренилась в сознании монгольского правителя и его приближенных после 1211 г., когда монголы, подчинившие к тому времени уйгуров и тангутов, вот-вот должны были захватить государство Цзинь в Северном Китае. Тогда они назвали свое государство «Йеке монгол улус» («Великое Монгольское государство»), что говорило об их имперских амбициях. Во время вторжения в Хорезм монголы явно были движимы универсалистской идеей. Персидский историк Джувейни (1226–1283) рассказывает, что, прибыв к воротам Нишапура, монгольские военачальники Субэдэй и Джэбэ предъявили городским посланникам «ярлык» Чингисхана, сообщавший, что императору было вверено «все лицо Земли от восхода Солнца и до его заката»[104].

Монголы использовали один и тот же символический язык, что и их степные предшественники, придавали те же политические значения цветам, предметам и ритуалам (церемония возведения на престол не менялась с IV по XV в.). Кроме того, Чингизиды сознательно вписывали себя в долгую историю Евразийской степи. Взойдя на престол, Угэдэй принял титул «каган», который обозначал верховную власть в государствах тюрков и уйгуров, а впервые упоминается в связи с сяньбийцами в III в.[105] Более того, в 1235 г. он выбрал в качестве столицы Каракорум в сердце долины Орхон. Еще в 1220-е гг. Чингисхан обратил внимание на выгодное стратегическое положение этого места, где к тому же располагался древний символический и политический центр Тюркской и Уйгурской империй, с чем монголы не могли не считаться. Джувейни описывает, что монголы с вниманием относились к развалинам Карабалгасуна, древней столицы уйгуров, а Гильом де Рубрук, побывавший при дворе Мункэ в 1255 г., подтверждает, что столица располагалась в царственном месте[106]. Таким образом, монголы хотели заручиться удачей кочевых династий прошлого, которым удавалось создать империи, а также подчеркнуть связь Монгольского государства со своими предшественниками[107].

Монгольские предводители выстраивали свою легитимность на ряде политических и исторических критериев, хорошо понятных тюрко-монгольским номадам. Именно это объясняет способность новой империи мобилизовать кочевое население далеко за пределами родной Монголии. В то же время идея о всемирном господстве по воле Божьей находила определенный отклик у подданных покоренных оседлых государств, в частности христиан и мусульман, оправдывая в их глазах монгольские завоевания.

Армия как ключевой элемент имперской организации