Империя

– Решай: его жизнь теперь в твоих руках! Мне эта падаль ни к чему. Побудь теперь и ты палачом! Считай, что тебе передает привет Ромул. Да, кстати, может, ты припомнишь свои навыки и прикончишь всех тех, кто здесь распят?! Помню, раньше у тебя неплохо получалось убивать беззащитных людей: младенцев, женщин, стариков. Не верю, чтобы ты так быстро изменился, – Маркус взял поводья и вскочил на коня. – Да, Луций. Я, как и обещал, отпустил Марию. Только вот беда: некий Иуда Искариот написал донос первосвященнику о ее причастности к распятому. Как ты считаешь, что он с ней сделает, когда обнаружит это письмо у себя? Думаю, он придет домой гораздо раньше, чем умрет этот твой спаситель человечества. Смерть на кресте долгая, если, конечно, не ускорить ее!

Маркус ударил коня пятками в бока, и тот сорвался с места, поднимая за собой клубы пыли.

Луций лежал на земле бледный, как смерть, и смотрел в небо остекленевшим взглядом.

«Не убей! Не укради! Возлюби врага своего! Подставь щеку!» – словно команды, врезались в мозг слова того, кто сейчас был приколочен к деревянной площадке.

– Пить, – послышалось сверху.

Луций вскочил, но легионеры оттолкнули его в сторону.

– Пошел вон, вражий прихвостень! Ты хочешь пить?! Лонгин, дай этому царю всех людей напиться!

– Конечно! – усмехнулся тот, окунул губку в чашу с уксусом, насадил на кончик копья и поднес к губам Иисуса.

– Свершилось, – вкусив уксуса, проговорил спаситель, посмотрел на солдат и остановил взгляд на Луции. – Помни заповеди мои. Помни о выборе. Последние грехи взял я ваши. Отче, в руки твои предаю дух мой!

– Может, перебить ему ноги? – повернувшись к старшему, спросил Лонгин.

– Прокуратор не велел.

– Нам что тут, несколько дней с ними торчать?!

– Хватит! Хватит! Довольно! – заорал Луций.

Его пытались остановить, но он раскидал солдат, как щенков. Один Лонгин остался стоять перед крестом. От ужаса, который вызывал в нем бешеный вид генерала, он даже не шелохнулся, когда Луций забрал у него копье и подошел ближе к Иисусу.

– Прости меня! Прости за то, что сделаю. Прости за все! Прости наш безумный мир! Прости нас всех! – сказал он и пронзил грудь распятого.

Луция сбили с ног, скрутили и оттащили от креста, но поздно: тело приговоренного обмякло. Наступила полная тишина, солнце затянулось свинцовыми тучами, и кромешная тьма накрыла землю.

– Прости меня! Прости! – кричал обезумевший Луций, но его уже никто не слушал.

Раздались раскаты грома, небо озарили молнии, земля содрогнулась. Начался проливной дождь, взвыл ветер. Люди в ужасе стали разбегаться по домам. На проклятой горе остались лишь солдаты, да и те пятились назад от распятых.

– Прости нас всех! – исступленно продолжал кричать Луций, сидя на земле.

Дождь хлестал его по лицу. Вдруг яркая молния разрезала небо и ударила в гору, потом еще раз. Небо содрогнулось от раскатов грома. Солдаты бросились врассыпную. Лишь только один легионер медленно подошел к бывшему генералу.

– Я прозрел.

– Что? – переспросил Луций, утерев лицо и посмотрев на него.

– Я верю тебе и ему, – задыхаясь от восторга и переполняющей его радости, проговорил воин. Это был Лонгин.

– Почему?

– Посмотри на мое лицо: оно в крови. Кровь твоего учителя попала на меня, когда ты избавил его от насмешек и мучений. Больше года назад я получил в бою ранение, от которого один мой глаз перестал видеть, а сейчас случилось чудо: мое зрение вернулось ко мне. И это произошло именно в тот миг, когда его кровь попала на меня!

– Пошел прочь!

– Что?

– Убирайся! Я не хочу больше тебя слушать, уходи! Проваливай! – закричал Луций и машинально схватился за меч, но, одумавшись, поднялся с земли, обхватил голову руками и побрел прочь, хлюпая по грязи, не выбирая дороги.

Лонгин еще некоторое время стоял рядом с распятым. Он огляделся и, убедившись в том, что остался один, медленно поднял копье, пробившее тело Иисуса.

– Если уверовал я, поверят и другие. Я донесу до них учение твое!

Ручьи стекали с горы темными грязными потоками. Дождь поливал распятых. Двое еще шевелились, чуть приподнимаясь вверх на пробитых руках за живительным воздухом. В это время на опустевший холм тенью взошла мрачная фигура, одетая в черный балахон. Анатас скинул капюшон и осмотрел поникшее тело мессии.

– Помоги мне, – пробормотал ему Гестас.

– Хорошо, – спокойно ответил Анатас и сделал жест рукой. Огромный ворон, разрезая проливной дождь и переливаясь в свете молний сине-черным оперением, рухнул вниз и, коснувшись земли, обернулся человеком. – Абигор, помоги ему!

– Как прикажете, господин, – ответил он и в два удара переломил распятому ноги. Гестас вскрикнул, но его голос заглушил раскат грома, а на новый крик сил уже не хватило: распятый тихо похрипел и замолк.