Империя

Кэстли расчистила место для детского мата. Белый ферзь с мольбой смотрел в глаза Каспера. Умирать ему уже не так хотелось. Но в то же время оба они понимали, что они по разные стороны поля, и казнен по исходу партии будет кто-то из них.

После первых же ходов Каспера около Кэстли присел седоволосый сгорбленный человечек и что-то время от времени шептал ей на ухо. Она хмуро соглашалась и после каждого хода получала от него одобрения и новые наставления.

Это была самая сложная атака, используемая в империи, но, благо, защиты Каспер знал и использовал от нее помощнее.

Когда дело шло к шаху и мату, старичок встал и развел руками. До Каспера донеслось леденящее «казнить». Внезапно нахлынувшая жалость и несправедливость заставила его вскочить на онемевшие от мороза ноги и закричать:

— Я согласен не ничью!

Его ровный и уверенный голос утихомирил рыдания и гул в толпе (казалось, люди начинали плакать только от одного слова «казнь»). Кэстли обратила взгляд на него, равносильный выстрелу огненной стрелы, парализующей мгновенно. Тогда и Заноза поднял глаза.

— Имперские шахматы не предполагают проигрыша обеих сторон, — будто читая взгляд Кэстли, ответил судья, еле поворачивая язык.

— Тогда это не шахматы!

— Шахматы, просто новые.

— Хорошо. Я принимаю проигрыш.

Он посмотрел на Изольду. Она крутила ему пальцем у виска.

Кэстли оторопела от таких слов.

— Нет, а кого мне тогда казнить?

Все странно на нее посмотрели.

— Проигравшего, очевидно.

— Кхе, — она сделала паузу, — ну так-то да, но не слишком ли он умен, чтобы его убивать?

— Это не мешало Вам казнить всех его предшественников.

— Они были уже старые, их не жалко.

— А принц Толен?

— Все! Не хочу больше никого слушать! А то я сейчас тебя казню. Кстати, не плохая идея, — пробормотала она себе под нос, подбирая платье и вставая с трона. — Заберите его во дворец!

Судьи переглянулись. Заноза скинул бумажную корону и, прежде чем ринуться за Кэстли, подбежал к Касперу, низко поклонился и молниеносно удалился. К Касперу подошли двое серьезных людей с легкими алебардами и повели его к карете императрицы.

4

Небо было серым и безжизненным, далекие жухлые холмы освещало холодное отвлеченное солнце. За холмами грелось логово убийц. Касперу даже казалось, что их жаркая надежда поднимается вместе с дымом от костра над холмами. Внезапно тяжелая ссохшаяся дверь шумно отворилась. Заноза влетел в небольшую выстуженную комнату и слету упал на заваленный шубами стул. Только через какое-то время он понял, на чем сидит.

— Ты что, уже теплой одеждой запасся? — спросил он вязко.

— Ну, тут слегка прохладно, — прохладно было настолько, что спину от нескончаемой дрожи ломило.

Заноза одобряюще кивнул и достал из-под сюртука стеклянную бутылку. Тогда Каспер заметил, что глаза у него блестят будто бы не от алкоголя, неясно, от чего.

— Это что?

— Хлебни.

— Сначала скажи, что это.

Заноза порывом встал.

— Тебе лучше дружить с дворянами, особенно со мной, мы с тобой собаки из одной упряжки, и недооценивать меня будет твоей главной ошибкой.

Каспер потупился. На тупого он не был похож, наверное, вещества в голову ударили.

— А если не буду?

— Тогда ты тут долго не проживешь. В последний раз спрашиваю — пить будешь?

— Мне и так видно, что это за дрянь.

— Да? А откуда ты знаешь, ты же не из империи?

— Я уже знаком с вашими развлечениями.

— Мм, то есть, на это у тебя времени хватило.

— А на что не хватило?

Заноза будто бы третьим глазом почувствовал, что пора остановиться (казалось, глаза врали ему как никогда сильно), и начал отстраняться.

— Я у тебя шубу возьму? — напоследок спросил он.

— Если ноги оставишь.

— Что? — не в шутку испугался парень.

Каспер обернулся с тревожным лицом:

— Ты что-то сказал?

Заноза потряс головой, пытаясь стрясти опилки воедино.

— Нет, показалось, — ответил он и унесся.

«Неплохо устроились, — подумал Каспер, облокачиваясь о каменный подоконник, — дети виноделов мутят с алхимиками затмение. Эта земля потеряна»

И потеряна она была окончательно. Много необъяснимого на ней происходило: почему, к слову, дети изгнанников тащат прогресс, превышают по интеллекту выросшее в тепле и достатке поколение? Почему они — лучшее проявление человеческого рода, лицо революции, наученное лютым холодом и смертями собратьев, как нужно выживать и подстраивать под себя неподвластное существо — волка, не знающего ни хозяина, ни цели, дьявола по своей природе. Ничего ясного не было в истории империи, сплошной тернистый лес.