Империя

— Он сторонник идеи «или — или», а не одновременности. Он сказал мне, что если русские и немцы завладеют провинцией Шаньси, мы окажемся в полной зависимости от них…

— А потому должны вооружиться до зубов. Это значит больше кораблей, больше адмиралов Мэханов, еще больше шума со стороны Тедди! Как я от всего этого устал. — За спиной Адамса раздалось уютное потрескивание поленьев в камине. Оба вздрогнули. Адамс опустился в свое излюбленное маленькое кожаное кресло, точно напротив Хэя, сидевшего на своем излюбленном маленьком кожаном стуле. «Кабинет-детская», называла Клара эту комнату, будто специально спроектированную для великих маленьких мужчин и очаровательных племянниц. — Меня восхищает теория Брукса в той степени, в какой я в состоянии ее понять, — страны как живые организмы. Страны как средоточие энергии, постепенно убывающей, если не подбрасывать уголек в топку. Это я понимаю. Но я стремлюсь лишь к постижению теории, а Брукс хочет обратить ее в кровавые дела. Он просто сошел с ума. Он заразил и вас, и еще кучу людей, которым следовало бы проявлять больше благоразумия.

— Ничто меня не заражает, Генри, кроме вашего возбуждения.

— Да, я становлюсь сам не свой, стоит мне подумать о нем. Брукс полагает, что Англия приближается к краху. Я с ним согласен. Он настаивает на том, что нам придется взвалить на свои плечи их империю. Я так не считаю; если мы ее и наследуем, то ненадолго. Я предпочел бы воздвигнуть некое подобие Великой китайской стены и укрываться за нею как можно дольше. На протяжении следующей четверти столетия мир полетит ко всем чертям. Я за то, чтобы не ввязываться в эту заваруху. Дело в том, что я антиимпериалист. Не говорите об этом Тедди, Лоджу или Мэхану. Я за то, чтобы все взлетело на воздух, а потом мы возможно найдем что-то стоящее, что следует подобрать и прибрать к рукам. А пока забудьте Филиппины, оставьте в покое Китай. Пусть Англия идет ко дну. Пусть Россия вместе с Германией попробуют управлять миром, пока мы будем жить, полагаясь на наши внутренние ресурсы, а они куда богаче, чем их ресурсы. В конце концов они вылетят в трубу, и я не вижу смысла в том, чтобы вылетать в трубу вместе с ними.

— Вероятно, нам не дадут остаться в стороне, — сказал Хэй, слегка обескураженный неожиданной злостью в устах друга, как и неожиданной трансформацией адамсовой космогонии, — и проводить вашу политику подбирания осколков, что вызывает в памяти неких птиц, питающихся падалью.

— Они благоденствуют, когда другие падают на поле брани. Так или иначе, но мы слишком глубоко завязаем в Азии.

— Мне казалось, вы всегда хотели, чтобы мы завладели Сибирью.

— Но только после того, как царь и его бездарный двор — эти тридцать пять великих князей — окончательно развалят свою обветшалую империю. И уж конечно я не послал бы адмирала Дьюи и генерала Майлса в Порт-Артур…

— А Тедди? Всегда можно послать в Петербург его одного с винчестером в руках. Предпочтительнее всего — на воздушном шаре.

— Накачанным воздухом из его натруженных легких. Я видел его здесь на прошлой неделе. Он снова божился, будто не хочет баллотироваться в вице-президенты.

— Майор о нем и слышать не хочет, — вздохнул Хэй. — У Марка Ханны был уже один сердечный приступ, вину за который возлагают на Тедди. Ханна сидел на своем месте в зале сената и читал газету, в которой говорилось о твердой решимости Тедди не быть вице-президентом, и вдруг, издав истошный вопль, сполз на пол, едва не отправившись на тот свет от этого инспирированного Тедди сердечного приступа.

— Он уже совсем поправился. — Адамс мрачно смотрел на огонь в камине. — Его привели однажды сюда на завтрак.

— Марка Ханну?! — Хэй пришел в ужас: никогда столь низкая личность не появлялась за завтраком у Адамса. — Кто посмел его привести?

— Кэбот. Кто же еще? Ради моего воспитания, объяснил он.

Клара и Элен вместе вошли в комнату. Адамс и Хэй встали, чтобы поздороваться, словно все они не встретились сегодня за чаем под их общей кровлей. Чтобы сохранить перспективу, как выражался Хэй, подразумевая под этим здоровье, он каждое утро, невзирая на погоду, отправлялся вместе с Адамсом на прогулку; после этого Клара поила их чаем. Во время прогулок Хэй имел возможность излить другу все, что было у него на уме, а Адамс с присущим ему обаянием — то, что не было на уме у государственного секретаря, но должно было там быть.