Началось голосование по штатам. Но раздалось бесчисленное множество выкриков в пользу единодушного голосования за Маккинли, и Лодж во всеобщем хаосе неуправляемого парламентаризма поступил именно так, и тут, опережая события, Айова выдвинула Рузвельта в вице-президенты. Последовала еще большая неразбериха. Наконец Лодж объявил, что губернатор Рузвельт — единодушный выбор конвента на пост вице-президента, получивший все голоса, кроме одного. В припадке скромности губернатор отказался голосовать за самого себя. В этот славный момент в зале появилось набивное чучело слона, украшенного яркими цветами. История совершила очередной шаг.
Когда Блэз подошел к отелю «Уолтон», из подъезда в сопровождении журналистов появился сенатор Платт. Добренький босс выглядел на редкость добродушным, щеки его уже не были пепельно-серыми, как в конце недели, к ним вернулся нормальный цвет, но двигался он скованно, медленно, словно боялся упасть.
— Вы довольны выдвижением кандидатуры губернатора Рузвельта?
— О, да. Да, — выдавил он.
— Но, сенатор, разве вы были не за Вудраффа?
— Мы все как один — за республиканскую партию, — тихо сказал Платт. — И за полную тарелку к обеду.
— Полную…?
— Тарелку к обеду, — повторил кто-то из репортеров.
По всей видимости, подумал Блэз, это будет лозунг избирательной кампании, прославляющий новое процветание, наступившее благодаря политике экспансии президента Маккинли и, конечно, высокому таможенному тарифу.
— Скажите что-нибудь еще, сенатор.
— Разумеется, я доволен, — сказал Платт, — что мы сделали свое дело.
— Что, что? — переспросил журналист с деланным изумлением. — То есть я хотел узнать, кто это «мы»?
— Народ сделал свой выбор, — гладко парировал Платт и дверь за ним закрылась.
Блэз нашел Торна в баре, куда еще не добрались делегаты: конвент продолжал заседать. Они устроились за небольшим круглым мраморным столиком, более уместным в кафе-мороженое, чем в баре респектабельного отеля. Блэз, как и Торн, заказал виски, хотя это не был его любимый напиток.
— Я уже написал свой репортаж, — сказал Торн гордо. — Если быть честным, я написал его еще утром, до заседания. Все от первой до последней строчки.
— Вы знали, что произойдет?
Торн кивнул.
— Это нетрудно было предугадать. Сейчас пошлю в досыл некоторые подробности. «Икзэминер» получит отчет раньше всех. Раньше других газет на Западе, я имею в виду.
— Я только что позвонил Брисбейну. Он все скомпанует на месте.
— Понятно. Теперь в июле демократы снова выдвинут Брайана, и повторятся выборы девяносто шестого года. Репортажи можно будет писать даже во сне. Курс серебра к золоту — шестнадцать к одному вместо твердой валюты…
— А империализм?
— Партия Линкольна, — быстро ответил Торн, — освободила от испанского ига десять миллионов филиппинцев.
Маккинли пригласил Хэя в комнату кабинета министров. Дауэс доложил о том, что произошло на конвенте. Президент как обычно сидел в странной позе под углом к столу в самом его конце, положив левый локоть на стол и выставив ноги вправо: под столом они не помещались. Он даже писал, перенося всю тяжесть тела на левый локоть, и правой руке приходилось огибать затянутый в жилетку внушительный живот. Вся его поза как бы говорила о том, что за столом он устроился на очень короткое время. Хэй уселся в свое обычное кресло, которое всегда занимал во время заседаний кабинета. Дауэс сидел лицом к ним обоим. Электрический вентилятор под потолком медленно погонял насыщенный влагой воздух. Глобус, стоявший по левую руку от Дауэса, давно следовало протереть от пыли. Вообще-то весь Белый дом требовал генеральной уборки. Удивительно, как быстро в отсутствие деятельной президентской супруги дом пришел в запустение и превратился в некое подобие политического клуба невысокого пошиба.
— Я полагаю, что в целом все дело решила шляпа, — после долгого молчания сказал наконец Маккинли.
Хэй не смог сдержать смеха. Президент иногда бывал в веселом настроении, но шутил очень редко.
— Ее уже окрестили кандидатской шляпой. — Хэй успел прочитать газетные отчеты.
— Как точно называются эти ковбойские шляпы? — полюбопытствовал президент.
— По-моему, сомбреро, — сказал Дауэс. — Она все время торчала у Тедди на голове. Разве что он иногда размахивал ею.
— Забавный тип, — сказал Маккинли, вытягивая ноги; его громадный живот, внушительный и круглый, как глобус, комфортабельно разместился на столь же внушительных ляжках.
— Надеюсь, мы с ним сумеем ужиться. Конечно, предстоит выслушать множество тирад Брайана о политических боссах.
— Маккинли нахмурился, снял очки и принялся тереть глаза.
— Марк Ханна воспринял все это весьма достойно, — сказал Дауэс, чересчур стремительно, на взгляд Хэя, подхватив ссылку президента на Платта и Куэя.
— У него неважно со здоровьем. Плохой цвет лица. Это меня беспокоит. Так что же он сказал? — Маккинли посмотрел через левое плечо на Дауэса, чье отражение виднелось в зеркале тяжелого шкафа, полного документов, которые никто, насколько мог судить Хэй, никогда не читал.
Дауэс рассмеялся.