Империя

— Мне не следует забывать о физических упражнениях, — печально сказал Маккинли.

Дауэс рассказал о настроениях Брайана. Он обрушится с нападками на то, как республиканцы управляют своей новой империей, но не на саму империю. Вопрос о серебре он спустит на тормозах, после того как конгресс в марте проголосовал за золотой стандарт американской валюты.

Кортелью доложил о приходе генерала Стернберга, начальника военно-медицинской службы. Хэй и Дауэс поднялись, чтобы уйти. Маккинли тяжко вздохнул.

— Может быть, империализм не будет темой предвыборной борьбы, если мы остановим эпидемию желтой лихорадки на Кубе.

— Не есть ли это результат ужасающей грязи?

Генерал Стернберг, входя в кабинет, услышал реплику Дауэса.

— Мы полагаем, что причина другая.

— Какая же? — спросил президент, горячо пожимая руку маленького генерала.

— Я направляю комиссию из четырех человек, чтобы установить причину, сэр. С вашего разрешения, конечно.

— Конечно. Мой опыт подсказывает, что нет ничего эффективнее комиссии. — Маккинли редко позволял себе рассуждения о правительственной рутине, ставшей предметом постоянных насмешек. Эта рутина, подумал Хэй, есть своего рода вывернутый наизнанку закон сохранения энергии. Если можно ничего не предпринимать, то почти наверняка ничего и не будет со всей прилежностью предпринято.

В одиночестве Хэй отправился к себе в госдепартамент. Уже видны были признаки того, что правительство сворачивает свою деятельность на самые жаркие месяцы. Кроме спешащих куда-то с озабоченным видом военно-морских офицеров, на лестнице, ведущей в архитектурный шедевр с колоннадой по фронтону, никого не было.

Эйди был рад его приходу.

— Я пишу для вас очередную порцию писем об открытых дверях, мистер Хэй. Мне очень нравится это занятие.

— Не собираюсь вас от него отрывать. Есть ли новости из Пекина?

— Дипломаты как сквозь землю провалились. Похоже, что все они, — Эйди издал непроизвольный, надеялся Хэй, смешок, — погибли.

Хэй начал просмотр газет, сложенных на его столе; статьи о нем Эйди пометил красным карандашом, иногда со своими эпитетами на полях. Кроме «Джорнел», утверждавшей, что он является английским секретным агентом в кабинете министров и заклятым врагом свободолюбивых буров, пресса не уделила много внимания государственному секретарю. В большинстве заголовков мелькало имя кандидата в вице-президенты.

Хэй осторожно взял в руки свое «вежливое» серебряное перо, подарок Элен. По какой-то причине именно это перо, прикасаясь к бумаге, умело журчащими переливами восславить того, кому он писал, в жанре совершенного панегирика и без единой неверно взятой ноты. Это письмо, разумеется, было адресовано «Дорогому Теодору».

Сразу же, без паузы или раздумий, его перо заскользило по официальному бланку: «21 июня 1900 года. Поскольку все, кроме шума, осталось позади, я пользуюсь этим моментом прохладного утра самого длинного дня в году, чтобы принести вам мои самые сердечные поздравления». — Любым другим пером Хэй по всей вероятности добавил бы: «мои поздравления также Платту и Куэю, которые преподнесли всем нам вас, драгоценнейший подарок», но серебряному перу не хватало железной твердости и ироничности. «Вы удостоились высшего одобрения, которое страна могла вам выказать…» Хэй расчувствовался и прослезился: надо померить давление, подумал он, слезливость такого рода чаще всего говорит о подскочившем давлении. «… и хотя это не совсем то, чего хотели вы и ваши друзья», Хэй вдруг представил себе потного Рузвельта в качестве генерал-губернатора Филиппин, убивающего у себя на лбу москитов под огнем прячущихся в джунглях малайцев, «… я все же не сомневаюсь, что это даже к лучшему». В этом Хэй и его перо были единодушны. Вице-президент не в состоянии причинить какой-нибудь вред при столь властном президенте, каким является Маккинли. На бланке появилось еще несколько вежливых фраз. Мелкая неприязнь, которую он испытывал по отношению к Рузвельту из-за его, по наущению коварного Лоджа, бряцания оружием в связи с договором о канале, теперь куда-то исчезла. Генри обещал переубедить Лоджа, но из этого ничего не вышло. Серебряное перо вывело заключительные теплые слова. Хэй сам заклеил конверт. В эту минуту в кабинет заглянул Эйди.

— Я хотел послать мисс Сэнфорд копию письма Дела. Но ее нет в городе.

— Куда она уехала?

Эйди смотрел в окно и ничего не слышал. Хэй крикнул:

— Куда она уехала?

— На ваше письмо ответа микадо пока нет. — Эйди любил притворяться, что у него нормальный слух. — Вы же знаете, что Токио всегда долго тянет с ответом.

— Куда уехала мисс Сэнфорд?

— Из Порт-Артура тоже никаких известий. Спасибо и на том, что Кассини за границей. Наверное, царь готов признать законной его дочь.

— В качестве царской дочери? — Хэя всегда веселила некоторая туманность выражений Эйди.

Эйди открыл коробку гаванских сигар и предложил Хэю, тот взял сигару, как бы признавая свое поражение. Эйди зажег ему спичку и сказал, как если бы он все время слышал Хэя: