Империя

— Он сказал, что он, как всегда, вместе с партией. Но, имея Рузвельта в вице-президентах, ваш конституционный долг состоит в том, чтобы не умереть в ближайшие четыре года и избавить нас от этого дикого существа.

— Что ж, это, насколько я понимаю, конституционный минимум, — улыбнулся Маккинли. — Какой последний вице-президент был избран президентом, когда срок предшественника истек?

— Мартин Ван Бюрен, — сказал Хэй. — Более шестидесяти лет назад. Боюсь, что Тедди задвинут теперь на дальнюю полку.

— Знаете, что сказал Платт, когда его спросили, приедет ли он на инаугурацию? Он сказал: «Да. Я считаю своим долгом присутствовать при пострижении Тедди в монахи». — Дауэс еле сдерживал смех.

Хэй никогда не испытывал к Рузвельту особой симпатии, теперь же он ловил себя на том, что чувствует скорее даже враждебность. В марте Лодж с сенатской трибуны отверг договор Хэя-Понсефота, пользуясь обычными рузвельтовскими приемами и выдвинув к тому же неприемлемый тезис, что заключение договоров является исключительной прерогативой сената. Хэй тут же написал прошение об отставке и подал его президенту после заседания кабинета. Маккинли откликнулся с присущим ему шармом, но весьма твердо. Хэй должен оставаться на своем посту до конца. Они будут рука об руку сражаться за торжество добра и справедливости. Хэй остался, впрочем, он заранее знал, что так и будет. Больной, без должности он просто не выживет. К тому же он добился большого успеха со своим неподражаемо изобретательным подходом к проблемам разваливающейся китайской империи. Он торжественно провозгласил для всего мира политику «открытых дверей» по отношению к Китаю. Он дал понять соответствующим хищным державам, что это единственный разумный для них курс, и хотя русские и немцы в частном порядке высказывали свое возмущение, они были вынуждены присоединиться — хотя бы по умолчанию — к политике морали и сдержанности в международных делах. Хэй мгновенно стал почитаемым деятелем мирового масштаба. Даже Генри Адамс воздал хвалы коварству своего друга. Формула, конечно, лишена смысла, заметил Дикобраз, но она не становится менее сильной из-за своей бессодержательности. Политика «открытых дверей», считал он, это попытка выиграть время, пока Соединенные Штаты окажутся в более сильной позиции, чтобы навязывать свою волю азиатскому континенту. По мнению американских газет, популярный автор «Джима Бладсо» действовал прямо, честно, в общем, чисто по-американски; он, как было написано в одной из редакционных статей, «К берегу плыл из последних сил, спасая несчастных людей». Маккинли прочитал эту статью, цитирующую «Джима Бладсо», вслух на заседании кабинета, и Хэй как обычно не испытывал ничего, кроме отвращения, к стихотворению, которое сделало его знаменитым.

Дауэс спросил о новостях из Китая, где вспыхнули беспорядки. Маккинли тяжко вздохнул и повернулся к Хэю.

— Кулаки, поднятые во имя гармонии и справедливости, известные под названием «Боксеры», дубасят всех без разбора. У нас нет сведений из Пекина. Большинство иностранных дипломатов прячутся в подвале британского посольства.

— Может быть, они погибли? — спросил Дауэс.

— Не думаю. — Хэй полагал, что китайские фанатики, требующие изгнания иностранцев из Китая, первыми поведали бы миру, что они убили иностранных послов, нашедших убежище в Запретном городе Пекина. Ведь именно в этом состояла цель их отчаянного бунта.

— Деликатнейшая ситуация. — Маккинли отодвинул свой стул подальше от стола и оказался спиной к Дауэсу и папским профилем к Хэю, обратив свой взор на электропроводку, пучком свисавшую с потолка и способную обвить дюжину Лаокоонов и их сыновей. — Брайан до конца года будет вещать об империализме, как он делал это до сих пор.

— Он готов говорить о чем угодно, лишь бы не о серебре. — Дауэс считался главным специалистом по Брайану в администрации Маккинли.

— Да пусть его. — Маккинли не проявлял никакого личного интереса к своим оппонентам, в отличие от всех известных Хэю политиков. Даже Линкольн любил порассуждать о характере Макклеллана[104]. Но ведь в Маккинли и впрямь было что-то от папы римского. Он был настолько уверен перед самим собой в своей правоте, настолько убежден, что находится на том месте, где ему надлежит находиться, что он вообще почти не замечал тех, кто стремился занять его место. И разрешил преданному, бесстрастному и даже фанатичному Марку Ханне ограждать его трон от всяческих поползновений, не останавливаясь перед самыми жестокими мерами.

— Мне кажется, в том, что касается филиппинских дел, мы можем слегка перевести дух. — Без всякого удовольствия Маккинли продолжал изучать электропроводку. — Я говорю это, прежде всего имея в виду выборы, — добавил он. Он взглянул на Хэя. Темные круги под глазами делали его похожим на сову, чьи обманчиво яркие глаза теряли способность что-либо видеть при дневном свете. — Судья Тафт[105], я полагаю, удачный выбор.