Громкий гулкий звук удара металла о ствол дерева заставил Каролину и Маргариту подбежать к окну их дома в Джорджтауне. Каким-то образом автомобиль съехал с Эн-стрит на тротуар и врезался в самую крупную из Каролининых магнолий. За рулем сидела Элис Рузвельт в шляпе с перьями, надвинутой буквально на глаза, а рядом хорошенькая и насмерть перепуганная Маргарита Кассини делала руками движения, которые Каролина не могла назвать иначе как заламыванием рук, что было свойственно ее собственной Маргарите, склонной к театральным жестам.
Каролина выбежала на улицу, где пожилой негр старался открыть заклинившую дверцу со стороны Элис.
— Тормоза! — в голосе Элис звучали обвинительные нотки. — Они же не работают. Виноват твой шофер.
— Когда отец узнает, это будет моя вина. — Маргарита вышла из машины. Каролина помогла негру высвободить республиканскую принцессу, которая тут же подвинула шляпу на место, выпрыгнула на землю, поблагодарила негра и распорядилась:
— Скажите полицейским, пусть заберут этот хлам в российское посольство на Скотт-сёркл. Самый уродливый дом. Ошибиться невозможно.
— Мой отец… — начала Маргарита.
— Твой отец?
— Я совершенно его не понимаю. Иногда мне кажется, что он живет в другом столетии. Я выбрала восхитительную двухместную машину. Потрясающую! Он сказал «нет». Никогда. Женщины не должны водить машину, курить и голосовать. Насчет голосования я, конечно, согласна. Это просто удвоит число голосов, но не изменит результат. И все равно… Ну, как тебе замужем?
Они зашли в гостиную в задней части дома, окна которой выходили в небольшой сад, где в это время года росли только зловещие хризантемы. Деревья сбросили листву, а в маленьком пруду всплыл брюхом кверху, скорее всего, из-за переедания, крупный карась.
— Тихо. В общем, как раньше. Джон, в основном, в Нью-Йорке по делам юридической конторы. Я, в основном, здесь из-за газеты и, конечно, ребенка.
Двухмесячная Эмма Эпгар Сэнфорд оказалась не столь шумным ребенком, но пока еще не самым приятным обществом, хотя ее присутствие в доме было благотворным. Каролина, презрев совет Маргариты, кормила дочь грудью и с изумлением обнаружила, что грудь заметно увеличилась и отяжелела. Впервые в жизни она соответствовала моде большого тучного мира.
Маргарита Кассини вошла в гостиную без всякой театральности. Каролина восхищалась ее красотой, но вряд ли чем-то еще. Тень Дела пристала к ней мистическим образом. Каролина слышала разговоры о том, что расколовшийся пополам на тротуаре в Нью-Хейвене опал был подарком княжны Кассини. Очевидно, борьба вымысла с правдой нескончаема. Маргарита прямиком направилась к открытой коробке шоколада от Хайлера, главного вашингтонского кондитера. В каждом доме заказывали свою смесь, и Каролина ввела в моду белый шоколад, новшество, породившее споры в тех кругах, где жадно выискивала светские новости ее «Дама из общества».
— Не ешь шоколад. Растолстеешь, — сказала Элис. — Я никогда не ем десерт. Только мясо с картошкой, как отец.
— Будешь такой же плотной, как он, — сказала Маргарита, и в ее лице появилось вдруг что-то монгольское — или татарское? — или это одно и то же? Дружба между мадемуазель Кассини и Элис была притчей во языцех, отнюдь не только в кругах «Дамы из общества». В конфликте, возникшем между Россией и Японией, президент Рузвельт склонялся на сторону японцев — к возмущению Кассини, который кричал в присутствии Каролины:
— Этот человек — язычник! Мы — христианская нация, как и Соединенные Штаты, а он поддерживает диких желтых язычников.