Империя

До января Блэзу и в голову не приходило, что капитан Дрейфус может быть невиновен. Но чем более он погружался в изучение судебных протоколов, тем более убеждался, что Дрейфус был обвинен ложно. Когда «этот грязный французский писака», как всегда называл его Херст («ну, ты знаешь о ком я, тот, чья фамилия начинается на „З“, как зебра»), Эмиль Золя обвинил французское правительство в сокрытии правды, ему пришлось бежать в Англию. Вот тогда Шеф и отдал распоряжение держать «Пирата» наготове. Он сам возглавит нападение на Остров Дьявола, а Блэз будет его заместителем. Но затем Испания, а не Франция, стала врагом Правды и Цивилизации, весна и лето были потрачены на увеличение тиража «Джорнел» и попутно на расширение Американской империи. Теперь, когда полковник Рузвельт одолел еще один холм, на сей раз как политический деятель, Херст был готов в худшем случае преподнести себя миру в качестве героя, в лучшем же — повернуть мировую историю, спровоцировав войну с Францией.

Шеф положил ноги на стол и, прикрыв глаза, начал грезить вслух.

— Нам потребуется, вероятно, тысяча человек. Мы можем нанять кое-кого из рузвельтовских «лихих всадников». Это позлит Теодора. — Шеф хмыкнул. Блэз, глядя на портрет Бонапарта, подумал, свойственны ли были покорителю мира грезы и хмыканье. — Разузнай все про «лихих всадников». Не раскрывай, что у нас на уме. Просто скажи — флибустьерство. Ну, знаешь, авантюра. В Латинской Америке. Отбирай самых крепких, настоящих покорителей Дикого Запада. Нам ни к чему нью-йоркские неженки.

Блэз прокомментировал последние сообщения из Парижа.

— Правительство только что обещало устроить новый суд над Дрейфусом.

— Как я слышал, это называется «военный трибунал». — Как раз в тот момент, когда Блэз подумал, что Херст безнадежно неподатлив просвещению и пребывает в плену своих грез, Шеф внезапно с присущей ему интуицией продемонстрировал, что он все схватывает на лету и, как правило, раньше других.

— Это протянется по меньшей мере целый год. К осени нам нужен хороший сюжет. До ноября. До выборов. Это будет конец Рузвельта.

— Как можете вы и капитан Дрейфус провалить Рузвельта на выборах в штате Нью-Йорк? — Обычно Блэз улавливал специфическую логику Шефа: главным для него было развлечение читателей. Что может сильнее всего взбудоражить среднего необразованного человека, настолько, чтобы он расстался с деньгами и купил «Джорнел»?

Херст широко раскрыл свои голубые глаза, и его обычно прямые брови удивленно выгнулись: он был готов расстаться со своим пенни.

— Ты не понимаешь? Так ведь это одно и то же. Тедди выиграл битву, которая уже была выиграна, но ему достались все лавры, потому что он такой, какой он есть, а все газетчики оказались с ним рядом, потому что я продаю эту войну миру. Он не мог проиграть, потому что я не мог проиграть. Так вот, если я нападу на Остров Дьявола и освобожу этого бедного невиновного еврея, то разве обратит кто-нибудь хоть какое-то внимание на Тедди, который тут же превратится в прошлогоднюю новость, тогда как я стану новостью этой осени, и Ван Вик будет избран.

Логика сумасшедшего, но Блэз уловил ее смысл. Вмешательство Херста во внутренние дела Франции, успешное или нет, конечно, станет сенсацией, отвлечет внимание от выборов. Блэза смущало только одно: Херст никак не может запомнить фамилию Дрейфуса, впрочем, как и любого другого француза.

— Ты достал план форта? — Херст смотрел в окно на «Хофман-хаус», у подъезда которого вереница экипажей высаживала гостей какого-то демократического сборища. Отель «Пятая авеню» был святилищем республиканцев, а «Хофман-хаус» принадлежал демократам.

— Да, Шеф. Он в вашем сейфе. Кроме того, предположительную численность гарнизона и охраны, приставленной к Дрейфусу.

— Я не думаю, что нам удастся освободить всех заключенных-лягушатников. — Воображение Херста наверняка рисовало его самого в роли Моисея, ведущего вчерашних рабов в обетованную землю Манхэттана.

— Вполне достаточно будет освободить одного Дрейфуса.

— Наверное, ты прав. Ладно, обсужу это с Карлом Декером. Он будет твоим помощником. У него потрясающие способности к таким э-э… делам.

Карл Декер был профессиональным журналистом, который сумел освободить из тюрьмы на Кубе красивую молодую женщину, страстную (ну, разумеется) противницу Испании и ее звероподобного правителя. Херст красочно обыграл эту авантюру и хотел теперь большего.

— Я рассчитываю, что ты будешь с нами, впереди, возле меня. — У Херста был вид мальчишки, собравшегося поиграть в пиратов.

— Я мечтаю об этом, сэр.

— Потому что ты единственный, кто сможет поговорить с этим, как его… Понимаешь? По-французски. Я так и не смог одолеть эту тарабарщину. Тебе нравится газетное дело? — Мальчишка-пират внезапно превратился во взрослого вкрадчивого бизнесмена — худший вид пирата.

— Еще бы! — с энтузиазмом откликнулся Блэз. — Ничего не может быть интереснее этой работы, особенно в «Джорнел».