Империя бурь

Как он и предполагал, бывшие соратники Рована завтракали в таком же пустом зале. Услышав скрип двери, оба прекратили есть. Взгляд Эдиона сразу же остановился на золотоволосом воине… Ему не требовалось иных указаний, кто из двоих – его отец.

Гарель опустил вилку, позабыв о еде.

Он был одет, как Рован. И, подобно фэйскому принцу, был вооружен до зубов даже сейчас, во время завтрака.

Эдион вдруг понял: их похожесть с Аэлиной напоминала две стороны одной монеты. Сейчас он смотрелся в зеркало, дававшее не слишком яркое отражение. Широкие плечи, жесткий рот – наследство Гареля. А вот волосы у них отличались. Волосы фэйского воина были короткими и более светлыми. Длинные, до плеч, волосы Эдиона имели золотисто-медовый оттенок. Да и кожа Эдиона была такой, как у всех Ашериров: золотистой, а не бронзовой. Возможно, Гарель много времени проводил на жгучем солнце.

Гарель медленно встал. Возможно, изящество движений, умение замирать, как хищник, непроницаемость лица – это тоже досталось Эдиону от отца. А может, они проходили схожее обучение.

Если Эдион был Волком, сейчас он смотрел на воплощенного Льва.

Перебрав разные варианты встречи, Эдион остановился на этом. Пусть рядом будут чужие глаза и уши. Пусть будет внезапность. При иных обстоятельствах отец, чего доброго, сочинил бы речь. Нет. Пусть видит своего взрослого сына. Как-то себя поведет прославленный фэйский воин?

Второй воин, которого звали Фенрис, попеременно глядел на них. Рука с вилкой застыла возле открытого рта.

Эдион заставил себя сделать несколько шагов. Удивительно, но колени у него не подгибались, хотя тело казалось чужим. Лисандра неслышно шла рядом: спокойная и собранная. Пока что отец только смотрел, ничем не выдавая своих чувств. И вдруг…

– А ты похож… – прошептал Гарель, опускаясь на стул. – Очень похож на нее.

Эдион понимал: речь не об Аэлине. Даже Фенрис заметил боль, наполнившую желтые глаза Льва.

Но Эдион почти не помнил матери. Только расплывчатые картины последних дней ее жизни, когда лицо превратилось в предсмертную маску.

– Она умерла ради того, чтобы когти твоей королевы не дотянулись до меня.

Отец замер, даже дышать перестал. Лисандра приблизилась к Эдиону – твердая скала в бушующем море его гнева.

Эдион буквально пригвоздил отца взглядом. Он и сам не знал, откуда берутся гневные слова. Но они появлялись, срываясь с его губ, и их звук напоминал свист плетей.

– Скажешь, в фэйских поселениях ее могли бы вылечить? Могли бы, но мать обходила их стороной и фэйских лекарей к себе не звала, поскольку боялась, что Маэва узнает о моем существовании и поработит меня, как поработила тебя.

Эдион не произнес, а выплюнул имя ненавистной королевы.

Смуглое лицо отца побледнело. Эдиона не волновало, какие догадки и подозрения мелькали до этого в мозгу Гареля. Волк Севера рычал на Льва Доранеллы.

– Ей было всего двадцать три года. Замуж она так и не вышла. Родня от нее отказалась. Мать никому не рассказывала, от кого меня зачала. Она стойко сносила все попреки и унижения без малейшей жалости к себе. И делала она это потому, что любила меня, а не тебя.

Эдион вдруг пожалел, что не позвал с собой Аэлину. Пусть бы испепелила Гареля, как того адарланского командира в Илиуме. Эдиону было ненавистно смотреть в отцовское лицо. Он ненавидел отца за раннюю смерть матери и за отвратительную предшествующую жизнь. Ему сейчас больше, чем было ей, когда она покинула этот мир.

– Если твоя сука-королева попытается меня захватить, я перережу ей глотку. А если она посмеет причинить моим близким новые страдания, я перережу и твою.

– Эдион, – хрипло выдохнул Гарель.

Эдиону было странно слышать собственное имя из уст отца…

– Мне от тебя ничего не надо… если только ты не собираешься нам помочь. Возражать против помощи я не стану. А мне, повторяю, не надо ничего.

– Прости меня, – прошептал отец.

В глазах Льва было столько страдания, что у Эдиона мелькнула странная мысль: он добивает поверженного.

– Не у меня тебе надо просить прощения, – сказал Эдион, поворачиваясь к двери.

– Эдион, постой.

Стул под Гарелем скрипнул. Эдиону подумалось, что отец собрался его догнать. Но он не обернулся. Лисандра шла рядом.

– Выслушай меня…

– Убирайся в преисподнюю! – огрызнулся Эдион, толкнув дверь.

Ему было невыносимо возвращаться в «Океанскую розу». Люди, звуки, запахи – все это было сродни пытке. Эдион направился к лесистой горе, высившейся над заливом. Туда, где полумрак, где пахнет сырой землей. Лисандра молча шла следом.

Эдион нашел каменистую площадку, с которой открывался вид на бирюзовые воды залива и разноцветные крыши города. Там он сел и шумно выдохнул. Лисандра села рядом, подобрав ноги под себя.

– Я вовсе не собирался этого говорить, – признался Эдион.