Гейнц, превосходный техник и колорист, сумел многому научиться у венецианцев. Особенно хороша его нагая «Венера» в Венской галерее, в одно и то же время внимательный этюд с натуры и прекрасная декоративная картина.
Гораздо младше фон Аахена был фламандский живописец Ролан Савари, которого Рудольф послал на два года учиться в Тирольские Альпы. Стоит отметить, что в этом смысле император был весьма либеральным и способным проявить заботу о своих подданных. К сожалению, лучшие работы Савари были написаны уже после смерти Рудольфа.
Нидерландцы Стевенс и ван Вьянен создали удивительные пейзажи, сочетающие точность изображения натуры с метафизическим пониманием природы. Скульптор де Фриз в мифологических композициях предвосхитил некоторые черты искусства барокко. Конечно, тематика прославления императора присутствовала в рудольфинском искусстве. Но она была неотделима от общей картины мира: слава представлялась преходящей, поэтому несла отпечаток трагичности. Вечными ценностями оставались знания и искусство. Фон Аахен и Спрангер были фаворитами императора, нередко трудившимися за своими мольбертами в его личных покоях, а император с удовольствием наблюдал, как они обращаются с палитрами и кистями. Иногда они также давали ему уроки изобразительного мастерства, и Рудольф сам писал картины, причем весьма удачные. Особенно ему удавались портреты, и у него было редкое умение с пронзительной точностью передать на холсте черты и характер модели. История сохранила любопытный факт: дед Рудольфа, Карл V, наблюдая за работой Тициана, подал художнику кисть, упавшую на пол. Великий художник было запротестовал, но его величество ответил: «Тициан стоит того, чтобы ему прислуживал император».
Культ знания, аллегорически выраженный в мифологических фигурах Афины и Гермеса, стал центральным в этой культуре. Античные сюжеты интерпретировались в духе неоплатонических и герметических учений.
Поэтому культура и искусство рудольфинцев принадлежали не только придворному анклаву, они многочисленными нитями были связаны с собственно чешским искусством, на их примере учились великие чехи XVII века. Ян Амос Коменский и живописец Шкрета. Портреты-эпитафии Спрангера, выполненные для городских храмов Праги, полноправным жителем которой стал художник, наглядно свидетельствуют об этом.
Уловить божественные, космические ритмы и аллегорически отразить их влияние на человека — вот основная черта рудольфинской культуры. Этому же служили и астрономические приборы, реторты алхимиков, вычисления математиков и каббалистов, кисти живописцев, резцы граверов и скульпторов, руки мастеров прикладного искусства. Двор Рудольфа II оставался в Европе последним оплотом Возрождения, центром интеллектуальной и художественной жизни всей Европы, воплотившим в своей культуре синтез опытного знания и интуитивного откровения, рационализма и мистицизма.
Коллекция живописи Рудольфа приобрела всеевропейскую славу, императорский двор завоевал статус Парнаса Центральной Европы. В замечательном собрании Рудольфа были картины Брейгеля Старшего, Альбрехта Дюрера, картины Корреджо, Тициана, Рафаэля, Кранаха Старшего, Босха. В большой библиотеке хранились древние рукописи, средневековые манускрипты, химические трактаты и книги по астрономии. Кеплер, проведя в Праге 12 самых плодотворных лет жизни, опубликовал научные труды, главные из которых «Новая астрономия», «Разговор со „Звездным вестником“», «Рудольфинские таблицы».
Загадочный мистицизм, который приписывают рудольфинцам, уже несколько столетий будоражит умы потомков. Если под мистикой понимать добрую волю, знание законов природы и эффективное их применение, то рудольфинцев по праву можно считать мистиками. Рудольф II мистическим способом удерживал Прагу «над схваткой», сохраняя мир и давая возможность работать и творить тем, кто искал законы, движущие Природой и Человеком. На границе итальянского и северного (немецко-нидерландского) Возрождений — в пражском кружке — рождалась новая наука, основанная на точных данных, новая картина мироздания, новое искусство, естественное и символическое, как сама Природа. В Пражском кружке рождался новый человек, признающий единство мира, но при этом не пассивный его наблюдатель, а стремящийся познать Божественный закон и способный действовать как сотворец.
С Рудольфом II связано и возникновение еврейских общин в Праге. Большой интерес у Рудольфа вызывала каббала — таинственное еврейское философско-религиозное учение. В эту эпоху возникли многие легенды и предания, ставшие частью культурной истории Праги и придавшие ей таинственный, мистический оттенок. Позднее многие из этих легенд были переработаны чешскими и немецкими авторами и получили широкую известность. Средневековое еврейское гетто в Праге может похвастаться своим эпосом.