Империя господина Коровкина

Жена же его не поняла. Она недовольно покачала головой, потом подошла к нему, стянула сначала один, потом второй ботинок (попутно заметив, что это были вовсе не те Ecco, в которых Столбиков из дома уходил, а какие-то деревенские галоши, причем обе правые и разных цветов) и повела его под руку в спальню. По пути Столбиков много чего говорил. Ему казалось, что в этот момент поэтический дар, который сдерживал он в себе долгое время, заталкивая его вглубь своей души ненужной ему стоматологией (занятие, которое он совершенно не любил, но которым занимался, поскольку больше ничего не умел) наконец-то вырвался из его скромного тела (да, насчет внешности своей он никогда не строил иллюзий), расправил крылья и начал кружить над землей, осыпая ее плодами своего красноречия. Ему казалось, что он говорил про Пушкина, про Достоевского, про Толстого, он вспомнил Оскара Уайлда, Сэлинджера и даже этого, как его, который про любовь во время чумы писал. Потом к нему пришел его сосед Владимир Ильич, почему-то во фраке и с бабочкой. Он почтительно взял его под руку, проговорил что-то вроде «вас ждут-с, батенька» и повел на какой-то вечер, организованный в его честь. Только он уже не был ни поэтом, ни писателем. Он был уже каким-то военачальником, с большими звездами на погонах и множеством орденов, который якобы спас Россию от нашествия какой-то саранчи. Хотя нет, не саранчи, а нечисти, впрочем, в том разгоряченном сознании Столбикова это было одно и то же.

В ту ночь он много чего видел и чувствовал. В ту ночь он бился у Прохоровки, на Куликовом поле, в ту ночь он гнал поверженных французов по старой смоленской дороге. Но пока он сражался за честь и достоинство страны, жена его, с которой он был вместе уже больше тридцати пяти лет и которые он искренне считал счастливыми годами, с которой имел двух уже взрослых детей, носила ему тазы, поила его водой и ставила компрессы. На следующее же утро, когда порывы поэта и полководца в нем затихли, жена спокойным голосом попросила его не брать больше с собой водку когда идет к соседями, с чем Столбиков сразу согласился, так как утреннее его состояние, а именно голова, которая как казалось ему, в тот момент раздулась до размеров земного шара, а то и Юпитера, никак не располагало к форсированию Альп, и лишь отвертка и коробка саморезов, которые жена принесла ему, так как ночью он зачем-то всё это слёзно просил, напоминала ему про великое предназначение, приготовленное ему судьбой.

2.

Спичка чиркнула в темноте и береста в костре затрещала слабым желтым огнем. Алиев подтолкнул пальцем к огню сухие ветки, подержал их так несколько секунд и когда они вспыхнули ярким пламенем, положил поверху дрова – наломанные толстые березовые и сосновые ветки. Огонь осторожно лизнул большую сосновую ветвь и подобно пугливому маленькому зверьку, юркнул сразу обратно, продолжая гореть там тусклым пламенем. Но через несколько секунд зверек окреп и осмелел, оттуда показалась уже морда крупного животного, длинный змеиный язык которого нехотя облизал большую палку снизу вверх, посмаковал его несколько секунд, отрыгнул дымом, и вдруг животное, выскочив из укрытия, раскрыло свою огнедышащую пасть и в мгновение ока заглотило весь костер.

Рукам было холодно, и Алиев протянул их к огню. Теплый воздух приятно касался ладоней, от которых пошли вверх струйки пара. Когда руки согрелись, он отодвинулся от костра, сел на большую пушистую кочку рядом и взглянул на часы. Стрелки перевалили уже за десять, то время, которое он указал в записке вместе с координатами GPS, оставленной на стекле своей машины, но кругом было по-прежнему тихо. Лишь над головой висели верные спутники сегодняшнего вечера – звезды, лишь тихим шорохом летал где-то сверху, в голых ветвях деревьев, ветер. «Может он меня не понял?» – пронеслась мысль в его голове. «А может и действительно за мной никто не следил и всё это было только фантазией?»

Температура продолжала стремительно падать и пламя костра рядом уже не согревало его. Он скрестил руки на груди, уткнул шею в высокий воротник свитера и медленно углубился в свои прежние тяжелые мысли. Вскоре он услышал какой-то новый звук. То было какое-то гудение техногенного характера. Где-то вдали, судя по звуку совсем далеко, послышался еле слышный грохот и затем гудок поезда. В десяти километрах на север проходила железная дорога и даже в этом забытом богом месте чувствовалось присутствие вездесущей ныне цивилизации.