Империя грез (СИ)

Но именно это всегда по-настоящему нравилось Джодару, он снова поймал себя на мысли, что никак не может определить, чего ему сейчас хочется больше. Ударить ее по лицу наотмашь и бить пока она не потеряет сознание и не захлебнется свой же кровью или сорвать с нее одежду и жестоко овладеть ей прямо тут на холодном и грязном полу. Возможно он хотел и того и другого за раз. Первое было признаком того, что он слишком уж глубоко ненавидел всех проклятых слуг ада и искоренять подобную ненависть в себе он вовсе не собирался.

– На моей коже их больше тридцати. Мне их оставили на память языческие палачи прежде, чем в эту крепость ворвалась армия твоего Императора и я вместо них попала в руки ваших святых инквизиторов в белых и красных просторных одеждах. Вот с этим фанатичным зверьем мне в те дни и правда пришлось по-настоящему туго.

– Да? – Джодар кивнул. – Как хорошо, что я все же смог снять тебя со стола "Нестерпимой боли", не так ли? Конечно не бесплатно. Разве ваши темные верования не предполагают постоянные страдания для всех без исключения? Боль от беспрерывных мук, когда все вы наконец устремляетесь в пекло ада, где вам давно уготовано законное место?

– Предполагает, – она широко улыбнулась, сверкнув двумя короткими, но по звериному острыми клыками.

– Но самым достойным из нас в аду уготована совсем другая судьба. Мы будем до безумия жестоко мучить таких как те, кто пытал меня в здешних подвалах и таких как ты сам, Джодар-Мэйс. Заставлять всех вас истошно орать от боли, до бесконечности наслаждаясь собой. Всех тех, кто уже вымазал кровью идею лживой доброты и слепящего Предвечного Света. Всех тех, кто сжег все знание кроме одного, всю силу мира и всю его свободу на костре вместе с тысячами невинных душ по ошибке попавших на бойню. Всех, кто молиться о том, чтоб по крикам боли, пеплу от сгоревших тел и костям, словно по лестнице, можно будет подняться в рай после смерти.

Услышав подобнее слова, Джодар на удивление даже для самого себя вдруг исполнил первое возникшее у него при явлении ведьмы желание и резко ударил ее кулаком по лицу. Она шумно упала с низкого стула, прикрыв лицо руками, ее острые тонкие и бледные пальцы заканчивались грязными и омерзительно переломанными серыми ногтями.

– Помолчи, пожалуйста! – резко смерив свое бешенство вежливо попросил он.

Она, лежа на полу, вдруг начала мерзко хихикать, а затем и вовсе причитать плаксивым, дрожащим, почти детским голосом, продолжая прятать хрупкими руками разбитое лицо.

– Папочка злиться на меня? Пожалуйста, не бей меня, папочка, я буду хорошей, очень хорошей девочкой, клянусь тебе!

Плач снова сменился вдруг отвратительным нервным смехом, который то и дело захлебывался по-настоящему истерическими всхлипываниями истиной и нестерпимой боли замученного разума.

– Я никогда не увижу рай, – сказал Джодар, спокойно сев обратно на место, и стало понятно, что самообладание в этом человеке было сильнее любых прочих и всех возможных на свете желаний.

– Я – настоящее чудовище и мне место среди вас. Я добровольно стал таким, чтобы очистить эту землю от подобных тебе и всех, кто с вами будет хоть чем-нибудь связан. И от таких, как всезнающий Хорват. Чтоб всем тем, кто по-настоящему верит в добро и для всех, кого не коснулась еще печать вашей омерзительной скверны дорога в райские сады была открыта, широка и просторна, но самое главное очень близка и не долга.

– Папочка хочет поиграть? – взвизгнула вдруг жутковатая женщина, закрыв ладонями рот и направив черные, скошенные и злые, как у росомахи глаза на главу Ордена Тайн.

– Только чудовище способно убить и извести другое чудовище, ведьма. Мне нужен этот демон, который посмел скрываться среди слуг Империи. Он должен быть изгнан любой ценой. Я заплачу за это сполна, всю цену целиком, а ты заплатишь свою, но главное, что дело будет сделано. На то, что будет после всего этого, мне будет ровным счетом плевать.

– Лишь бы дело твое не оказалось ошибкой! – ведьма, сказав это, снова залилась безумным смехом буйной одержимости.

Джодара снова начал слепить приступ гнева болезненного и острого, как внезапный резкий ожог факела.

– Прекрати это или Богом клянусь я перережу тебе горло и самолично вырежу твое черное сердце прямо тут, а утром зарою его в серую соль. Останки твои я скормлю псам, чтоб даже сам Йормунг не смог при желании воскресить твои скверные кости.

– Хорошо! – она вдруг выпрямилась, перестала смеяться и села обратно на перевернутый стул, положив одну ногу на другую, и накрыла свои острые колени скрещенными грязными руками. Лицо ее было перепачкано в крови, а тонкие губы были сильно разбиты.

– Благочестивые речи сильного человека, – она спокойно кивнула.– Не спорю!