– Кто велел забрать кровь у Оливии и сжечь ее альков? – Фледер не менялся в лице и голосе и не возможно стало понять чувствует ли он что-либо вообще и, если да, то что именно это были за чувства.– Кто отдал приказ убить старейшину из дома Крейна?
– Что за неуместный вопрос? – Пиона возмущенно вскинула брови. – Принцесса Эреба забрала себе ее силу, пока вся она еще не превратилась в бесполезное ничто. Клан Истинной крови решил, что Оливия утеряла твердость веры в себя и тем самым доверие всей нашей семьи. Ее никто не охранял и она умерла быстро, без сопротивления и пустых никому ненужных сожалений. Мы были правы, она и впрямь давно лишилась сил истинного темного духа и могла со временем стать слабее презренных людей. Допускать подобное было бы непростительно. А может быть тоже самое случилось с тобой? – внезапно спросила Пиона. – Мы пришли, чтобы это узнать. Быть может и ты давно уже лишился внутренних силы, Фледер-Риз? И потому проснулся раньше срока и собрался трусливо бежать, бросив золотой венец к трону своего былого могущества? Предлагаю сделать так! Я заберу твою кровь, а в придачу с ней все прочее, что еще пожелаю и все, что мне понравиться в вашем доме, включая ее! – она указала пальцем на Лилею.
Ответить ей Фледер не успел. В этот момент голос подал тот, про кого все успели забыть на время выяснение всей правды о древних темных путях. Лилея из Семериван достала вдруг из складок своей белой одежды большой деревянный крест Предвечного огня, овитый простыми четками из пожелтевшей кости. Это был тяжелый крест с тонкой полосой латуни, центр которого был заключен в круг. Круг этот пересекали крест на крест четыре луча Перворожденного Света, идущие из самого центра всей сути вещей на земле. Она вытянула перед собой святое знамение и, глубоко вдохнув, крикнула так, чтоб ее могли услышать все без исключения живые и мертвые.
– Довольно, презренные твари! – голос был тверд и бесстрашен, он говорила возвышенно и с истинным гневом присущим лишь тем, кто по настоящему верит в свою правоту.
Даже с лица Пионы съехала на время омерзительная улыбка самовлюбленного палача и садиста.
– Убирайтесь обратно, откуда выползли! И пока будете лезть под свои гнилые коряги и плесневелые камни, молите у Света прощения за все, что совершили когда-то! Стенайте об очищении своей грязной души и крови прочной, от всего вашего бессмертия мнимого! Рыдайте, пока не исчерпали все святое терпение Предвечного суда божьего! И не хлебнули гнева его из колыбели мира заново рожденного. Молите у Света пощады желанной, иначе все вы тут сегодня сдохните!
– Амен! – кивнул Фледер и криво усмехнулся, глядя Пионе прямо в глаза.
Вельгельм приложил вороний клюв к своему лицу чуть ниже глаз и тот мигом прирос к нему так, будто всегда там был, а откуда-то с затылка тело его мигом окутала густая тьма, подобная живому и непроницаемому угольному дыму, который дышал, двигался и думал по собственной воле. Чернота спеленала его целиком, словно кто-то вдруг освободил завернутую в рулон тяжелую ткань, окружавшую все его тело. Он издал звук, похожий на крик, который перерос мигом в каркающий смех жуткой вороны, никогда не знавшей, что такое собственная смерть.
Жутко закричала вдруг седовласая старуха Банши. И крик ее был страшнее любого звука, шума и прочей силы, какую возможно было себе вообразить. Он сотрясал само бытие, выворачивал наизнанку человеческую душу, заставляя сердце спотыкаться от боли, обжигая легки при вдохе и принося немыслимые страдание телу. Этот крик разом превращал сознание в звенящую струну, которую медленно, кусок за куском, нарезали раскаленным ножом.
Большая часть удара Банши пришлась прямиком на Вильгельма, который, свернув призрачные крылья, успел закрыть Лилею собой. Фледер со свистом яростного вихря бросился вперед. Быстрее молнии со штормовых небес, ударившей в землю, и проворнее стальной стрелы, пущенной из арбалета в упор.
Лилея почувствовала, будто все ее существо поразило изнутри, будто она упала вдруг с высокой отвесной стены, ударившись плашмя в ледяную и грязную водную гладь. В закрытое повязкой лицо полетели щепки от старого святого креста и знамение Света выдержало лишь благодаря латунной основе и возможно несокрушимой вере того, в чьих руках все это время находилось.
Из ушей, носа и рта пошла теплая и чуть солоноватая кровь, отдающая на языке сырым железом. У нее подогнулись колени, но внезапно она как и всегда, когда в жизни ей было больно и тяжело, вспомнила вдруг яркий свет далеких божественных звезд, тепло полуденного солнца и улыбающееся лицо человека, который спас ее однажды от жутких страданий. Лицо, которое она в своей жизни еще не видела ни разу и которое уже никогда не сможет увидеть, благодаря чудовищам, подобных тем, что пришли к ним сегодня.
– С нами Свет! – крикнула она что было сил, понимая что этот крик скорее всего будет последним в ее короткой жизни, полной боли и истинной борьбы со слабостью и человеческим злом.