Империя грез (СИ)

Глава 8. Двенадцать имперских монет.

Маркус мало спал, ибо его давно мучил тяжелый, изнуряющий его сознание и душу кошмар. Когда ему все же удавалось уснуть, ему раз за разом снился один и то же сон, в котором он никак не мог помочь той, которую безумно любил все свою жизнь. И всю оставшуюся жизнь будет любить, несмотря ни на что происходящее с ним вокруг. Ей было больно, она звала его и немыслимо страдала, но сделать ничего Маркус не мог, он все слышал и видел, чувствовал все, что происходило с ней, все эти нестерпимые муки, он мог даже порой слышать ее мысли, но сделать что-либо, сказать или даже шевельнутся никак не удавалось. И это для него было страшнее самой медленной смерти на свете. Теперь Маркус твердо знал, что если существовал ад, то в своих снах он еще при жизни раз за разом погружался в него с головой. В ад, который кто-то выстроил специально только для него одного и похоже отпускать его это место совсем не собиралось.

Молодой харагрим ворочался и стонал, порой даже звал ее по имени и просыпался, но ответа столь желанного голоса услышать не мог. Так было и в эту холодную и темную ночь, на третий день отчаянных и изнурительных поисков его брата Рэйвена. Правнук Ворона бесследно пропал прямо с пира Середины зимы и все попытки найти его всем Северным домом не принесли никаких результатов.
Маркус почувствовал вдруг легкое прикосновение к своей груди и, уже покидая свое тяжелое наваждение, вязкое, как обжигающий расплавленный янтарь, удивился тому, что кто-то из простых смертных все же смог подкрасться к нему незамеченным. Он проснулся впервые за долгое время не от своего собственного крика, весь взмокший от тяжелой горячки, а спокойно, лежа на спине под огромным меховым одеялом и глядя в темный дощатый потолок родного старого дома. Над ним, прижавшись к его левому боку, склонилась девушка в легкой и длинной ночной рубахе едва расстегнутой на груди с волосами цвета льна и со взором цвета летнего неба. Маркус, тяжело дыша, перевел взгляд своих светлых серо-зеленых глаз на нее.
Спустя еще одно краткое мгновение мастер клинков понял, что этой столь неожиданной ночной гостьей оказалась Сарсэя-Кассин, его преданная молодая служанка, ежедневно подносящая ему вино и еду и почти что уже ставшая ему сводной сестрой.
Она сидела неподвижно, закрыв рот маленькой ладонью, и даже в слабом свете серебряной луны была заметно, что в глазах у нее стояли крупные слезы.