– Мне на земле никогда не будет прощения! Я предала тебя! Я не буду жить! – потрясение ее было столь глубоким, что плакать она уже не могла. У каждого человека есть свой предел внутренних сил и этой ночью она свой уже достигла. Она шептала, проклиная себя, и мотала прелестными льняными локонами будто обреченная на смерть, от стыда и отчаяния не желая больше смотреть на молодого мастерка клинков.
– Сарсэя-Кассин! – негромкий голос Маркуса раскатом грома ударил измученное горем сознание девушки.– Я, как твой друг и брат, если ты когда-то пожелаешь назвать меня таковым, запрещаю тебе говорить подобные вещи!
Она, будто повинуясь зову колдовской флейты, опустила руки и посмотрела наконец в его грустные серо-зеленые глаза.
– Сегодня ты совершила истинный подвиг! Ибо преодолела свой страх за самое дорогое, что только может быть в материнском сердце. Ты все же решилась не отбирать чужую жизнь взамен на ту, что тебе уже давно не принадлежит. Ты не отвела меня в ловушку, которую непонятно кто и зачем расставил для меня. Ты одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал! – сказав так он бережно и заботливо прикоснулся ладонью к ее волосам, прижав руку к ее нежной, теплой от слез щеке. – И сила твоя благословенна небесами!
– В свершенном мною нет ничего, кроме трусости и скверны! – зло ответила она. В ее глазах мелькнуло вдруг презрение. Искреннее презрение к самой себе. – Я трусливая и жалкая тварь! Я не смогу отнять жизнь того смертельно раненого мальчика под крышей твоего дома! Даже если моего сына убьют завтра. У него ведь тоже есть мать! Убить его, словно заглянуть ей в глаза и сказать, что именно ты забрала его жизнь. И показать ей руки, густо перепачканные его кровью!
– Твое сердце на самом деле наполнено подлинным добром, Сарсэя, – глухо проговорил Маркус. – Ты себе не представляешь, сколько раз я смотрел им в глаза. Матерям всех, кого убил когда-то! Я плачу за это непомерную цену, которую уже не считаю высокой. Плата за все зло, живущее на острие моего клинка, – голос Маркуса стал наполнен такой печалью, что говорить что-либо после сказанного им стало будто бы совсем бессмысленным делом.
– И еще, я твердо знаю, что они все равно убьют моего мальчика, Маркус! Я всегда это знала где-то в глубине души. Так глубокого, что не позволяла себе даже думать об этом! А следом за ним убьют и меня. Когда я вернусь к ним с новостью о смерти воина в шкуре волка, я стану не нужна и они перережут мне горло, а тело мое сожгут в глубокой яме из снега и земли. Когда дело касается великих домов империи, никто не станет рисковать. Вместе со мной канут в темную воду все возможные следы того, что эти люди задумали! На сострадание этих зверей надеяться было бы слишком глупо! Пусть лучше я умру сегодня же. И возможной тогда мой маленький сын им станет не нужен. Он ничего не знает и от его крови им не будет больше никакого толку. Быть может они тоже чьи-то отцы и матери и в сердце их осталась хоть капля любви и терпения. Одна отнятая жизнь или даже две всегда лучше, чем три жизни! Ты сможешь защитить Хэмли-Прайма от тех, кто придет за ним следом за мной? Теперь я решила выбрать такой путь, хотя это было так же жутко, как оторвать самому себе руку огромными раскаленными щипцами!
– Я знаю! – Маркус едва качнул головой вперед, как небольшая деревянная игрушка на нитках. – Теперь послушай меня очень внимательно, девочка! Я заплачу тебе откровенностью за откровенность, если ты пообещаешь мне хранить все услышанное в тайне, даже если тебя станут пытать.
Она просто молча кивнула головой – громких слов на сегодня было сказано уже более чем достаточно. В подобный ответ мастер клинков поверил быстрей и охотней, чем в целую сотню самых горячих заверений и отчаянных клятв.
– Не так давно мы с моим братом пошли на одну очень опасную сделку, наградой за которую должна стать жизнь любимого мной человека. А платой возможно… – тут он осекся во второй раз и договаривать начатое нужным не счел. – Я не знаю где и у кого сейчас мой брат. Полагаю, благодаря его спутнице, внук Ворона сейчас в куда более выгодном положении, чем мы с тобой. Но все мы теперь преследуем одни и те же цели. Я так же не знаю, кто же действительно стоит за всем случившимся в последние дни, я могу лишь предполагать это. И я сильно сомневаюсь в том, что любые признания Хемли-Прайма нам что-то дадут. Даже если он и вправду сможет вырваться из лап подкравшейся к нему погибели, в чем лично я не сильно уверен. В данный момент против нас встали те же самые люди, что столь подлым образом подослали к нам тебя. И те же люди, в чьих руках сейчас твой ребенок.
– Какой-то тайный орден?