Гайдарова же эти периоды загадочным образом миновали. Всё для него всегда было радужно, понятно и объяснимо. Он единственный, кто относился ко всем внутренним обитателям графа, как к одному целому существу, и только поэтому Руслан мог считать его другом. Большинство же людей поворачивалось спиной, стоило ему сменить своё содержание, и дальнейшее общение продолжалось путём обмена светскими фразами во время званых ужинов и балов. А точнее, всё тех же шабашей благородной нечисти, где Руслану приходилось бывать для поддержания репутации.
Он усердно потёр пальцами глаза, вспомнил недавний разговор со Степаном, разногласия из-за служанки, и ещё раз осмотрел приютившую его семью.
Нет. Если Влад прав, и понятия о дружбе у высшего сословия действительно не существует… то в этом случае он ошибается. Барон Гайдаров единственный, кто всегда воспринимал Руслана таким, какой он есть. Без его поддержки Волхонский бы просто пропал как личность и в юные годы сгорел бы от одиночества в толпе тщеславных и жестоких богачей. Степан добрый и отзывчивый человек, каких в этом мире очень мало.
Поэтому Руслан должен исчезнуть из его жизни.
Уже около получаса он бродил по крестьянской избе.
Руслан долго объяснял Соне, что при дневном свете с улицы не видно, что происходит в доме, но она всё равно задёрнула шторы на всех окнах. «На всякий случай». Её родители ушли заниматься хозяйством, Толика тоже нигде не было, а сама Соня, наскоро убрав со стола и вымыв посуду, чуть не разбив несколько тарелок, сидела с Фёдоровичем на веранде. Все ждали отъезда богатых гостей.
Эти гости тем временем уже изучили каждый закуток Марийской Долины и уехали, – наверняка присматриваться к другим графским имениям – но несколько всадников ещё блуждали по улицам. Они словно бы выискивали что-то. Или кого-то.
В эти минуты Руслан был лишён покоя не только морально. С последней допитой кружкой кофе он почувствовал сильное ухудшение самочувствия и едва не свалился с ног. Благо, от и без того неспокойных крестьян удалось это скрыть.
Его одолел жар, кружилась голова, и немного тошнило, но больше всего терроризировал сходивший с ума пульс, который так тарабанил по рёбрам, горлу и ушам, что Руслан мог почувствовать сильные удары рукой. Создавалось впечатление, будто в грудную клетку засунули ещё одно сердце, и теперь там стало до невозможности тесно.
Что это, новое проявление интуиции перед очередными неприятностями, или настолько его вымотала вся эта история с артефактом, Руслан понять не мог. Не хватало ещё, подобно барышням, слечь в постель от стресса и нервного срыва.
Скоро он был не в силах переносить это состояние на ногах. Сел на диван, запрокинул голову на низкую спинку и задремал.
«…человек слишком слабое существо. Организм простого смертного не приспособлен к столь могущественной энергетике, и шалости вашего сердца – это начало мучительного конца»…
Проснувшись, Руслан увидел рядом с собой Соню, и его охватило скользкое предчувствие. Он уже догадывался, о чём она собирается сообщить ему с таким бледным, виноватым лицом.
– Там губернатор. Он знает, что ты здесь.
Уже плевать. Будь что будет. Сейчас произойдёт хоть какой-то сдвиг.
Он поднялся с дивана. Медленно, чтобы голова снова не начала кружиться.
– Ты такой красный, – переживала Соня. – Не волнуйся, всё будет хорошо. Мы все тебя поддержим.
Глупая, как же она заблуждалась. Это был не страх. А начало мучительного конца.
Василевский ждал на улице. Приглашения зайти в дом или хотя бы за ограду он не принял и потребовал присутствия Руслана на открытой улице. Как будто хотел, чтобы все знали, где укрывается опозоренный преступник. Похоже, и в правду пора уходить.
При виде вчерашнего графа в крестьянской одежде глаза князя полезли на лоб. Руслан, несмотря на непристойный вид, встретил губернатора, как свободный заключённого. Закрыл калитку и, чувствуя своё превосходство, о котором князь никогда не догадается, направился ему навстречу. Василевский слез с коня и долго не решался заговорить.
– Здравствуй, Волхонский, – сказал он наконец.
– И вам не хворать, губернатор Василевский.
Тот смутился при упоминании о должности, что получил разрушением чужой жизни.
– Ты… как?
– Тебя что конкретно интересует? Как дела веду? Как ем, как сплю? Вот, как видишь – ещё не подох. Ну, говори уже, что пришёл? Хватит делать вид, что тебя заботят мои проблемы.
Князь прокашлялся и затоптался на месте.
– Видишь ли… Я как бы не имею ничего против, но… из города Дит мне прислали приказ отчитаться о твоём местоположении. А я не могу написать, что ты здесь, и на свободе. Ты пойми, здесь ничего личного, просто я обязан подчиняться основателям…
– Я понял тебя. Можешь писать, что меня здесь нет. Прямо сейчас я уйду.
Князь разволновался и замямлил:
– Н…нет, Волхонский. Я обязан сначала убедиться, что ты ушёл, а потом уже докладывать. Пойми, это ведь божественные демоны! Это же… сам император. Я не имею права врать им, а именно ложью они расценят мой доклад, написанный до… эм-м… твоего…
Руслан громко рассмеялся, вогнав князя в краску.