Вот что с ней делать? Как работать с людьми республиканских взглядов и плюющими на твои титулы? А вот так и работать. Их мозги и опыт для меня важнее их убеждений, тем более что они не пытаются меня свергнуть.
Встаю.
– Ладно, сынок. Я завтра постараюсь прийти.
Мальчик кивает и вдруг, глядя мне в глаза, говорит:
– Спасибо, папа.
У меня на глаза наворачиваются слезы, и я, легонько сжав его руку, киваю в ответ:
– Спасибо, сын.
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 18 мая 1919 года
Джованна выглядела получше, чем Мишка.
– Прости, что без гостинцев, профессор Гедройц запретила приносить что-либо.
Джанна улыбнулась.
– Да, она строгая.
Киваю.
– Она хороший доктор. Одна из лучших.
– Я хотела спросить, а почему она о себе говорит в мужском роде?
Вопросики у неё, однако!
– У профессора Гедройц был брат, которого она очень любила. Брат умер, и она в память о нём решила подписывать свои статьи его именем. А потом как-то так и пошло.
Принцесса усмехнулась и вынесла свой диагноз:
– Её нужно направить к доктору Фрейду.
Я рассмеялся.
– О, вижу, ты точно пошла на поправку. Полетишь с нами в Город через две недели или останешься поправляться в Риме?
Она непонимающе подняла брови:
– В город? В какой город?
Продолжаю весело улыбаться.
– Прости, я забыл, что есть еще и Вечный город. Городом, просто Городом, мы именуем Константинополь. Он единственный в своём роде.
– Понимаю. Ну, если врачи и родители будут не против, то, наверное, и я соглашусь. А Миша тоже полетит?
– Конечно.
Она вздыхает.
– Хорошо.
Что бы это самое «хорошо» значило? Понимай как хочешь…
Вновь явилась легкая на помине Гедройц и строго посмотрела на меня. Киваю.
– Иду, доктор, иду.
И, уже обернувшись в Джованне, прощаюсь.
– Ну, поправляйся, я еще зайду, когда меня пустят.
Джанна серьезно посмотрела на меня.
– Я вспомнила Редьярда Киплинга и его Маугли. Мы теперь с вами одной крови… Спасибо вам за всё.
Киваю и выхожу из палаты. Вот откуда у Виктора и Елены такие умные дети?
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 18 мая 1919 года
Граф Берголо пил кофе и читал газету, когда я явился к нему в палату. Он перенес обмен крови хуже, и Гедройц его пока не выпускала, как она это называла, «бродить».
Увидев меня, он тут же поднялся.
– Здравия желаю, ваше величество!
Жму ему руку.
– Как вы, граф?
Тот вздыхает и искренне отвечает:
– Плохо, ваше величество. Курить не дают, гулять не разрешают, просто тюрьма какая-то. У меня уже уши в трубочку сворачиваются без курева.
Усмехаюсь.
– Вижу, граф, что вы в добром расположении духа. Я хотел поблагодарить вас за столь смелый, хотя и безрассудный поступок. Это действительно было очень опасно.
Он поднимает брови в удивлении.
– Но вы же сами легли на обмен крови!
Развожу руками.
– Ну что тут сказать? Там были мой сын и сестра моей жены. Разве мог я поступить иначе?
Граф Берголо возразил:
– Принцесса Джованна – дочь моего императора, которому я приносил присягу верности. Я готов за императора пойти на смерть в бою, почему я должен страшится смерти за спасение его дочери?
Да, Маша знает толк в мужчинах.
Жму ему руку ещё раз.
– Вы, граф, достойный дворянин и настоящий офицер. Я не забуду того, что вы сделали для меня.
ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА:
ГАЗЕТА «КОПЕЙКА» (Санкт-Петербург). 19 мая 1919 года