Канцлер с болью увидел, что это был Лорд–Магистрариус. От того, что «мятежных детей» вёл его любимый, и можно сказать, единственный друг, ближе которого не было никого, у Канцлера настолько сильно кольнуло сердце, что в глазах правителя потемнело в глазах, и он чуть не свалился с ног на холодный и усыпанный лёгкой вуалью снега белый мрамор.
В своих руках Лорд–Магистрариус нёс какую–то бумагу, которую готовился предоставить «отцу». Эта так называемое «прошение свободных». В ней вся оппозиция убедительно просит Канцлера оставить свой пост и передать всю власть временному правительству, которое и решит судьбу всего Рейха.
Сердца у всех демонстрантов забилось с бешеной силой, ибо развязка этого карнавала была уже близка.
Гегемон революции сначала встал на один уровень с Канцлером, а потом сделал ещё один шаг, вверх, стараясь обозначить, что он выше того, кого пришёл свергнуть и обернулся на тех, кого вёл за собой. В глазах Лорд–Магистрариуса болью отдались тысячи цветов и десятки самых разных флагов, которые только могли быть придуманы, для революции. Гегемон революции не был готов к такому разнообразию, которое пестрило за ним. Каждый собравшийся старался примереть на себя идеологическую маску, не желая показывать истинное лицо.
Лорд–Магистрариус отвернул своё лицо от толпы и обратил его на Канцлера.
– Рафаэль, за что? – дрожащим голосом и слезами обратился правитель к гегемону.
Лорд–Магистрариус посмотрел на него с нескрываемым презрением и в сторону толпы наигранно выпалил:
– За что? Он ещё смеет это спрашивать? За нашу попранную свободу и кровь, пролитую тобой!
– Прошу тебя, не нужно этого театра, –с жалостью выговаривал Канцлер. – Просто ответь, зачем всё это?
– Казимир, – с бешеной улыбкой начал Лорд–Магистрариус. – Это всего лишь обычный порядок вещей. Так должно было случиться.
– Порядок вещей, – еле слышимо, опустив голову, сказал Канцлер. – А я не поверил полк–ордену.
– Твоя вина, – выпалил гегемон революции. – Ты, даже будучи кровавым палачом, не способен был увидеть истинную угрозу. Не так ли?
– Я не палач, – слабо, практически не слышимо для толпы воспротивился Канцлер. – Я всего лишь твой цепной бешеный пёс, которого ты спускал на тех, кто казался тебе угрозой всей этой увертюре. – Подавленно и подняв руку ладонью вверх, в сторону толпы ответил правитель.
– Послушай, – сменив презрение, на сдерживаемую ярость обратился Лорд–Магистрариус. – Я всего лишь стремлюсь сохранить наш Рейх. – И со зловещей улыбкой, не слышимо для толпы, добавил. – Таким, каким его создал наш первый правитель. И я его сохраню.
– Ах, Рафаэль, – сквозь безумную боль, исказив лицо в безумной маске начал «отец». – Так вот что ты задумал.
Канцлер понял, какое противное и мерзкое чувство взыграло в его любимом друге. Банальная зависть, уязвлённая гордость и горячее желание ещё большей власти затмили рассудок, приведя его к столь гнусному отступничеству. Теперь он понял, зачем сюда пришёл его единственный друг, который в мрачный, практический последний момент его вытащил из сумрака. Всё это оказалось наглой и жестокой ложью, что любовь была фальшью и лицемерием, а бесконечная поддержка и помощь, не более чем ненавистной работой, которую необходимо было выполнять, чтобы приблизиться ещё на шаг к выполнению плана.
От осознания всего этого у Канцлера в груди разболелось до такой разрезающей душу и сердце жуткой и нетерпимой боли, что его ноги подкосились, а из горла вырвался громкий жалобный крик, не разжалобивший толпу не на йоту, и он упал на колено, схватившись за пальто.
– Помилуй хотя бы их, Рафаэль, – молил Канцлер, указывая на людей.
Лорд–Магистрариус понял, что его друг обо всём догадался и сейчас играет главную угрозу его великому плану. Он завёл руку за пазуху, под своё роскошное одеяние.
– Рафаэль, я тебя прощаю, и ты прости меня за всё, – с улыбкой через боль на лице и слезами на щеках твердил Канцлер.
– Прощай, Казимир! – Уже не слыша своего бывшего друга, крикнул Лорд–Магистрариус и вытащил старый, эпохальный, раритетный револьвер.
Главный Лорд ни секунды не колебался, он нажал на курок и за две секунды выпустил весь барабан в правителя. По пальто Канцлера потекли струйки крови, и через пару мгновений его тело обмякло окончательно, ослабло и, потеряв жизнь, стало катиться по ступеням, оставляя кровавый след. На его лице было чувство некого освобождения, будто он сбросил с себя тяжкий груз, который годами лежал на нём, не позволяя нормально жить, терзая его душу и постепенно её сжигая.
Рядом с его телом лежал небольшой медный кулон на цепочке, ранее зажатый в ладони Императора. Он был неброским и даже просто банален. Один из мятежников подобрал его и раскрыл, на одной стороне была красивая девушка, а на другой, тот, которого сейчас убили.
И этот кулон внезапно с силой вырвал Лорд–Магистрариус из рук мятежника и посмотрел в его глаза. Ничего там не усмотрев, он посмотрел на всю толпу. Практически никто не удивился этому убийству, только во взгляде некоторых читался ужас от увиденного.