Империя хирургов

Утром девятого июня 1898 года чикагский хирург Джон Б. Мерфи выступил с докладом «Хирургия легких» на сорок девятом Конгрессе Американского медицинского общества в Денвере, чем заслужил бурную овацию. В тот момент я был болен и находился в Нью-Йорке. Мне помешал приехать приступ ишиаса. Если в нью-йоркских газетах была хоть строчка правды, то Мерфи предложил два хирургических метода борьбы с заболеваниями легких, которые были названы революционными. Громовые аплодисменты в его адрес наводили на мысль, что он сделал важное открытие, которое, возможно, способно было вызволить хирургию из тупика, в который ее завели попытки преодолеть легочные заболевания. Все время моего знакомства с Мерфи коллеги в большей или меньшей степени игнорировали его, но иногда он становился предметом их жгучей ненависти.

Восемью годами ранее, когда ему только исполнилось тридцать два и он работал хирургом в Чикагской окружной больнице, Мерфи с невиданной резкостью потребовал проведения ранней операции на воспаленной слепой кишке и тем самым посягнул на незыблемое правило, согласно которому лечение аппендицита было прерогативой терапевтов. «Древние ископаемые», как Мерфи в открытую называл прежние поколения врачей, все как один ополчились против него. Но он делал решительные шаги в своей области и, за короткое время проведя двести операций, доказал, что удаление червеобразного отростка при самых первых признаках воспаления стабильно ведет к полному излечению.

Мерфи был сыном ирландского беженца, который вынужден был покинуть родину из-за голода и нищеты, чтобы обосноваться на ферме в предместьях Аплтона, где он также влачил жалкое существование. Вся его юность – самого младшего из пятерых детей – прошла в бедности, но его мать, от которой не ускользнуло его дарование, хотела, чтобы он твердо помнил о своей жизненной цели: заработать денег и оставить бедность так далеко позади, что она уже никогда не смогла бы его снова настигнуть. Еще помощником в аптеке Льюиса в Аплтоне и преходящим учеником аплтонского врача Рейли он понял, что медицина и хирургия – это невозделанная почва науки. Обучение в Раш Медикал Колледж в Чикаго обходилось в шестьдесят пять долларов в год, и мать находила эти деньги. На лекциях моего друга Кристиана Фенгера, который из Европы в Чикаго принес учение о патологической анатомии, подтолкнувшее развитие диагностики и хирургического лечения, он осознал, что должен отправиться в Европу и овладеть теоретическими и практическими основами, чтобы привлечь всеобщее внимание к своей научной работе. И снова мать достала кожаный мешочек с деньгами из укромного тайника их убогого деревянного дома и пожертвовала Мерфи все семейные сбережения. Он учился у Бильрота в Вене, Шредера в Берлине, Арнольда в Гейдельберге. Он не видел ничего кроме работы и сна, никаких развлечений и удовольствий. В 1884 году в Чикаго он открыл собственную практику. У него не было средств или состоятельных пациентов, но на заре американской хирургии его вескими аргументами были европейская выучка, навыки выдающегося стратега, блеск в глазах, возникавший при первой же мысли о будущих открытиях, и талант рекламного агента. Я познакомился с ним после его «достижения» в области хирургии слепой кишки: это был человек среднего роста с рыжими волосами и бородой, в котором уникальным образом переплелись страсть, мощь, ум, сознание того, что его призвание – хирургия, и жажда славы и богатства. Он заметно выдавался из общей людской массы. Его прозвище – «Красный буревестник» – он заслужил по праву. Он был изобретателем так называемой «пуговицы Мерфи», которую вскоре можно было найти во всех крупнейших операционных мира, поскольку с ее помощью сшивать рассеченные во время операции участки кишки было значительно проще. Мерфи пригласили выступить на одиннадцатом Международном Медицинском конгрессе в Риме, где наряду с Кохом, Макивеном и Микуличем он был избран почетным председателем. Наконец, он приехал в Берлин по приглашению Немецкого медицинского общества, где был принят в его почетные члены. За этим последовали нападки со стороны его коллег, обвинявших его в «погоне за славой». С тех пор в их отношении ничего не изменилось. Именно поэтому безудержная овация, которой наградили Мерфи в Денвере, показалась мне верным знаком того, что его достижение носило отнюдь не заурядный характер.