Итак, моя догадка оказалась верной. Мерфи объявил войну легочному туберкулезу. Фенгер поднял на меня худое лицо. «Что я об этом знаю? – пробормотал он. – Пока только это». Он со злостью указал на «Чикаго Трибьюн». «Он очень долго ждал, когда ему позволят произнести эту речь в Денвере. И вчера они впервые аплодировали ему. И что он делает теперь? Повторяет свою же ошибку. Он рассказывает обо всем журналистам до появления официального доклада Медицинского общества. Вот увидите, что случится дальше. Наши коллеги снова назовут его легкомысленным охотником за славой. Они набросятся на него и вскоре забудут, что он сделал открытие, которое, возможно, значительнее его аппендэктомии или «пуговицы». Вот увидите. Они унизят его сильнее, чем до этого, и страсть к медицине оставит его.
Разбитый, он отступит, оставив незавершенным величайшее из своих изобретений, как многие до того…»
Я спросил, вернулся ли уже Мерфи в Чикаго. Фенгер отрицательно покачал головой. «Он и его жена планировали отправиться в Колорадо-Спрингс, отдохнуть. Ведь Вы не хуже меня знаете, что во время конгресса он думал и о собственной болезни».
На мой вопрос, не появились ли у Мерфи новые симптомы заболевания легких, Фенгер ответил: «Во всяком случае он так думает, и Нетти Мерфи так думает. Он кашляет и страдает ночной потливостью. Вы знаете, что его братья Фрэнк и Дэниел и его сестра Люсинда в один год умерли от чахотки?»
Я не знал об этом.
«Что ж, теперь и Вы в курсе. Супруги Мерфи вчера выехали из Денвера в Колорадо-Спрингс. Но они не задержатся там надолго».
Изъеденной кислотой правой рукой он схватил «Чикаго Трибьюн» и швырнул ее в угол. «Буря, разразившаяся вот из-за этого, прогонит его назад в Чикаго еще до того, как он успеет насладиться денверским триумфом».
Узнав об этом, я уже не мог сохранять спокойствие, поэтому следующим утром телеграфировал Нетти Мерфи в Колорадо Спрингс и поинтересовался, где и когда я могу встретиться с ее мужем. Ответ пришел в тот же день. Нетти сообщала, что Мерфи крайне взволнован публикациями в «Чикаго Трибьюн», поскольку не давал своего на них согласия. Напротив. Он давно избегал контактов с прессой, чтобы у его коллег не было повода усомниться в его научных достижениях. Он был растерян и разочарован. Они пытались удержать его в Колорадо-Спрингс, поскольку лечение и отдых были ему решительно необходимы, но не знали, как долго смогут ему сопротивляться. Она пообещала уведомить меня о дате его возвращения в Чикаго.
С Нетти Мерфи мы были знакомы восемь лет. Она принадлежала к одной из состоятельнейших семей Чикаго. Будучи еще молодым врачом, Мерфи занимался ее лечением и без памяти влюбился в эту красивую темноволосую девушку. Она неустанно работала над духовным развитием выросшего без присмотра и теперь одержимого работой мужа и оказала на него глубокое влияние. Она была пылкой и беззаветной помощницей в его исследованиях и его устремлениях.
Вскоре после того, как я получил телеграмму из Колорадо-Спрингс, меня снова навестил Фенгер. Он сообщил, что травля Мерфи уже началась. Та газетная статья огорчила почти всех врачей Чикаго, равно как и бо́льшую часть медицинского сообщества. «В «Чикаго трибьюн» уже появились приписки, где утверждается, что Мерфи украл свой метод у другого хирурга».
Я спросил, кого же мог обокрасть Мерфи. «Предположительно это итальянец по имени Форланини, из Павии. Он, возможно, излагал эту идею уже в 1882 году. Слышали что-нибудь о нем?» Я не знал этого имени.
После отъезда Фенгера я четыре дня не получал никаких сведений о Мерфи. За эти дни мое самочувствие улучшилось настолько, что я мог выходить на улицу. Шестнадцатого июня, после обеда я получил телеграмму из Колорадо-Спрингс. Нетти Мерфи сообщала, что они будут в Чикаго восемнадцатого числа. Мерфи больше невозможно было удерживать. Она писала, что они были бы рады увидеться со мной. Возможно, я, как человек, стоящий в стороне от текущих событий, мог бы немного развеять отчаяние и пессимизм Мерфи.
На следующий день я выехал в Чикаго.
Было восемнадцатое июня и время подходило к полудню, когда я оказался на Мичиган-авеню. Тогда эта улица была далека от сегодняшнего сказочного облика, но все же являлась одной из самых фешенебельных улиц города Чикаго, в рекордные сроки восстановленной из горстки пепла, оставшейся после пожара 1871 года. Южнее Тридцать пятой улицы я нашел роскошный дом, который уже около двух лет занимала семья Мерфи.
Входная дверь была открыта. В холле царил беспорядок. Вперемешку были свалены багаж и одежда. Откуда-то из глубины дома послышался пронзительный голос, который мог принадлежать только Мерфи. Наконец за взбудораженным слугой появилась стройная, темноволосая Нетти Мерфи. Она была, как обычно, сдержанна, но тревожный взгляд ее темных блестящих глаз выдавал ее глубокую обеспокоенность.