Империя. Книга 1

Московскую Русь в ту пору раздирала гражданская война между внуками Дмитрия Донского: Великим князем Василием II Васильевичем и его двоюродными братьями Василием и Дмитрием Юрьевичами. Но Великий князь Василий заранее подготовился к встрече новоиспеченного католического кардинала: он списался с протом Святой горы Афон Пахомием, игуменом монастыря Святого Павла и получил четкое разъяснение о еретическом характере унии. Тотчас по прибытии в Москву Исидор был взят под стражу и заключен в Чудовом монастыре. Осенью 1441 года кардинал-еретик бежал в Рим к папе. По сообщению русской летописи, «благоразумный благочестия делатель благоверный князь великий Василий Васильевич никого не послал за ним возвратить его и не восхотел удержать его, яко несмыслена суща и богомерзка»[364].

Одновременно Великий князь направил послание константинопольскому патриарху Митрофану II, где принципиально отвергал унию и обращался с просьбой, чтобы отныне первоиерарх Русской Церкви поставлялся собором русских архиереев, а не греческим патриархом, как прежде. Впрочем, узнав о принятии унии императором и патриархом, Василий II вернул посланников обратно, сочтя, что обращаться к предавшему православие Константинополю бессмысленно и неканонично. Для Русской Церкви оставался только один путь, дабы остаться со Христом, – самостоятельно избирать митрополита, как в раннехристианскую эпоху.

Но долгих семь лет политическая обстановка не позволяла начать утверждение автокефалии (от греч. αὐτοκεφαλία – «самоглавие»; αὐτός – «сам» и κεφαλή – «голова»). Великий князь претерпел за это время множество испытаний: успел побывать пленником и у татар, и у двоюродного брата, Дмитрия Шемяки. Последний приказал выколоть ему глаза, и так Василий II стал Василием Темным. Но в конце концов междоусобица окончилась победой Великого князя. И первым делом он занялся делами духовными. Москва, наконец, сделала решительный шаг в сторону утверждения автокефалии Русской Церкви. Со времени побега Исидора прошло более семи лет, и меньше шести оставалось до падения отступившего от Бога Константинополя.

Как свидетельствует Московский летописный свод, 15 декабря 1448 года «…поставлен бысть на митрополию всей Руси епископами русскими Ефремом Ростовским, Варламом Коломенским, Питиримом Пермским, а Новгородский архиепископ Евфимий и епископ Тверской [Илия] грамоты прислали, что с ними единомыслены на поставление на митрополию Ионы, владыки Рязанского»[365]. Епископ Иона и прежде был наречен митрополитом, но противодействие Константинополя, а также распри на Руси не давали ему возможности взойти на кафедру. Теперь же он становился не просто главой Русской митрополии, но первым предстоятелем автокефальной Церкви.

В 1451 году король Польский и Великий князь Литовский Казимир также согласился признать за Ионой «столец митрополич киевский и всея Руси, как первие было по установлению и обычаю рускаго христианьства»[366]. До того номинальным митрополитом в Литве оставался униат кардинал Исидор, но, поскольку православные князья и народ также отвергали унию, Казимир пошел им навстречу. Однако в 1458 году новому папе Каллисту III Борджиа удалось убедить Казимира отстранить Иону от управления западнорусскими православными епархиями и передать их ученику Исидора Григорию. Этот папа известен в истории тем, что легализовал право рыцарей португальского Ордена Христа, преемников тамплиеров, на занятие работорговлей.

Таким образом единая с X века митрополия Киевская и всея Руси разделилась на Московскую и Литовскую. Впрочем, ни в Москве, ни в Риме этого не признавали. И русский Великий князь, и папа считали своего митрополита единственным легитимным предстоятелем. Папа – по праву унии 1439 года, а Москва – как единственная оставшаяся верной православию столица.

После взятия Константинополя турками султан Мехмет из политических соображений посадил на патриарший престол популярного в народе противника унии Геннадия Схолария. Великий князь Василий II и митрополит Иона дважды посылали к нему специальных послов «о церковном исправлении». Послы должны были убедиться в православии самого патриарха, выяснить его положение в оккупированном турками Константинополе и разрешить вопрос о самостоятельности Русской Церкви. Историк Голубинский заключает: «Как бы то ни было, дали или не дали патриархи свое формальное дозволение Русским на то, чтобы ставить им своих митрополитов в самой Москве, но во всяком случае положительно известно, что они не протестовали открытым образом против самого ставления»[367].