Империя. Книга 1

Греков, способных сражаться, также оказалось совсем немного. По словам историка Ф. Успенского, «когда Константин приказал… переписать всех греков, способных носить оружие, включая даже монахов, то оказалось всего 4973 человека, и царь только простонал, услышав эту цифру. Очевидно и для нас, что многие уклонились от призыва к оружию. Боеспособных греков, пожелавших защищать родной город, оказалось лишь в два раза больше, чем пришлых латинян, волонтеров и наемников. Для защиты сухопутных и морских стен требовалось в 10 раз больше людей, чем те тысячи, которыми располагал Константин. Не грекам, но латинянам Константин поручает важнейшие пункты обороны… Из перечня начальников выносим странное впечатление: как будто дело шло о защите не византийской столицы, но какого-то латино-греческого города вроде Кандии или Патр, как будто Византии к 1453 г. уже не стало… Где национальное войско? Политика Палеологов и их предшественников, опиравшихся на латинских и турецких наемников, принесла свои плоды: византийцы перестали быть воинами»[369].

Почти два месяца Константинополь оборонялся от турок. Неприятель обрушивал на городские укрепления штурм за штурмом. Однако город древних святынь и древней воинской славы напоследок сверкнул отблеском былой доблести. Врага отбивали повсюду. Турки несли тяжелые потери и даже задумались о том, чтобы снять осаду.

Однако подавляющее превосходство османов в артиллерии сделало сопротивление осажденных безнадежным. В конечном итоге тяжелые орудия расчистили султанским воинам путь внутрь города.

29 мая Константинополь пал. Его последний император Константин XII погиб с оружием в руках. Историик С. Рансимен так описывает этот последний бой императора: «Константин повернул своего коня и галопом помчался назад, в долину Ликоса, к брешам, пробитым в заграждении. Рядом с ним были храбрый испанский рыцарь дон Франсиско из Толедо, утверждавший, что он кузен императора, двоюродный брат Константина Феофил Палеолог и верный товарищ по оружию Иоанн Далматас. Они тщетно попытались собрать вокруг себя греков, которых уже слишком мало оставалось в живых. Тогда император с соратниками спешились и вчетвером в течение нескольких минут защищали ворота…»[370].

Гибель императора, а вместе с ним и Ромейской Империи русскими современниками была воспринята как суд Божий за измену православию. Вот как об этом пишет Нестор Искандер в «Повести о взятии Царьграда турками»: «И так пострадал благоверный царь Константин за Божьи церкви и за православную веру месяца мая в 29-й день, убив своей рукой, как сказали уцелевшие, более шестисот турок. И свершилось предсказанное: Константином создан город и при Константине погиб. Ибо за согрешения время от времени бывает возмездие судом Божьим, злодеяния ведь, говорится, и беззакония низвергнут престолы могучих»[371].

Султан Мехмед II вступил в захваченный город. Историк Дука, современник трагических событий, красочно описал бедствия, постигшие Константинополь после взятия турками: «Турки, разбегаясь во все стороны, убивая и беря в плен, пришли, наконец, к храму, когда еще не миновал первый час утра, и, увидев, что ворота заперты, не мешкая, разломали их топорами. Когда они, вооруженные мечами, ворвались внутрь и увидели бесчисленную толпу (молящихся), каждый стал вязать своего пленника, ибо не было там возражающего или не предававшего себя, как овца. Кто расскажет о случившемся там? Кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов, – кто расскажет? Турок отыскивает себе более приятную; вот один нашел красивую монахиню, но другой, более сильный, вырывая, уже вязал ее… Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами… В одну минуту разрубили собаки святые иконы, похитив с них украшения, ожерелья и браслеты, а также одежды святой трапезы. Блестящие лампады – одни портят, другие забирают; драгоценные и священные сосуды священного сосудохранилища, – золотые и серебряные, и из другого ценного вещества приготовленные, – в один момент все унесли, покинув храм пустынным и ограбленным и ничего не оставив… и можно было видеть среди варваров: одного – одетого в первосвященнический саккос; другого – опоясывающегося золотой эпитрахилью, тянущего на ней связанных друг с другом собак; иных – одетых вместо толстых плащей в златотканные плащаницы с шитым изображением агнцев. Другие сидели на пирушках и ели из стоявших пред ними дискосов с различными плодами, и пили несмешанное вино из священных потиров. Все же книги, превосходящие всякое число, погрузив на повозки, рассеяли всюду на Восток и на Запад. За одну номисму десять книг продавалось: Аристотеля, Платона, богословских и всякого иного вида книг. Евангелия с бесчисленными украшениями, сдирая золото и серебро, одни продали, другие бросили. Все иконы предали огню: поджаривая на этом пламени мясо, ели его»[372].