Империя. Книга 1

Ромейский историк, участник Ферраро-Флорентийского собора Сильвестр Сиропул оставил подробный рассказ об этой махинации. По его словам, император Иоанн VIII собрал греческих делегатов и произнес: «Дела папы ухудшились, потому что приходящие к нему издалека доходы оказались ограниченны… Поэтому он не может поставлять пропитание, и мы лишены его уже пять месяцев. В этом он не нашел помощи нигде, кроме как во Флоренции. Ведь флорентийцы – добрые и состоятельные люди, и они договорились с папой, что если переедет туда собор, то они помогут ему в расходах… Итак папа хочет, чтобы мы вместе с ним переехали во Флоренцию. Если мы последуем за ним, то он обещает выделить нам достаточные и превосходные средства для возвращения в Константинополь и организовать большую помощь городу, послать ее вместе с нами и все хорошо устроить»[356].

Добрыми и состоятельными флорентийцами были папские банкиры Медичи. Они финансировали собор и во всем поддерживали папу Евгения IV. Интересы Медичи были очевидны: пока тот занимал папский престол, средства ватиканской казны хранились в их банке. Победа унии и укрепление авторитета Евгения IV в противовес участникам Базельского собора были в высшей степени важны для флорентийских банкиров.

В случае низложения папы Медичи не только лишались депозитов римской курии, но и оказывались в ситуации, когда у них могли потребовать отчета об использовании этих средств, что, в свою очередь, грозило крупным скандалом, если вообще не банкротством. Напротив, в случае победы унии фирму Медичи ждал грандиозный коммерческий успех: как доверенные агенты Евгения IV они могли распространить деятельность по сбору папских налогов, равно как и прочую свою финансовую активность, на весь православный мир. И поэтому Медичи не стеснялись в средствах: морили голодом и подкупали православных делегатов собора. Историк Церкви Е. Голубинский пишет, что большинство греческих архиеереев, подписавших унию, «согласилось на нее или купленное золотом, или принужденное нравственным гнетом»[357]. Так в деле унии проявился тяжелый, корыстный дух древнего Ханаана.

Вернемся к свидетельству участника событий. Сиропул пишет, что после переезда «к добрым флорентийцам Медичи» православных продолжили морить голодом: «о пропитании вовсе не помнили обещавшие поставлять его дважды в месяц, как только мы попросим… Через несколько дней опять, теснимые нуждой, они [представители православной делегации – К. М.] приступили к великому протосинкеллу и оплакивали свою крайнюю нужду и то, как один из них продал оружие, другой заложил одежду, третий – еще что-то»[358]. Тот отправил просителей к Марку Эфесскому и его соратникам – с тем чтобы надавить на них и заставить пойти на уступки католикам: тогда, по его словам, решится вопрос с продовольствием, а кроме того станет возможно отправиться по домам. Но когда толпа подступила к одному из сторонников митрополита, тот сумел убедить ее в необходимости беспристрастного разбирательства относительно причин сложившегося положения; вскоре, как повествует Сиропул, выяснилось, что именно враги Марка Эфесского надоумили латинян оставить делегацию без пропитания.

Пока во Флоренции паписты голодом принуждали православных подписать унию, в Базеле 16 мая 1439 года собор опубликовал декрет «Три истины» (лат. Tres veritates). Согласно этому постановлению, отныне собор главенствует над папой, папа не может перенести его в другое место, а всякий (включая папу), кто отвергает эти положения, подлежит отлучению от Церкви. Следуя букве и духу Tres veritates, Базельский собор низложил Евгения IV, обвинив его в симонии, ереси, клятвопреступлении и схизме, а затем избрал нового папу – герцога Савойского под именем Феликса V.

Эти события заставили Евгения IV и его сторонников действовать еще решительнее. И они добились своего: 5 июля 1439 года низложенный Базельским собором папа, с одной стороны, и вероотступники из Константинополя, с другой, подписали во Флоренции соборное определение, содержавшее уступки Римскому престолу по всем пунктам вероучения и устанавливавшее первенство папы не только на католическом Западе, но и на православном Востоке. Об этом было публично объявлено в кафедральном соборе Флоренции: кардинал Цезарини зачитал текст определения на латыни, а Виссарион Никейский – на греческом.

Однако святой Марк Эфесский и группа его сторонников отказались ставить свои подписи под этой позорной капитуляцией. Их жертвенное упорство оставляло для Православной Церкви возможность оспорить легитимность унии в будущем. Историк Церкви протопресвитер А. Шмеман отмечает, что Марк Эфесский в трагических обстоятельствах Ферраро-Флорентийского собора «…стал для Восточной Церкви выразителем ее веры, ее опыта, ее предания»[359].