Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Становится понятно, что правительство, в лице Витте, Столыпина, Николая II, который был ярым поборником всяких технических новшеств и сам с удовольствием ими пользовался — имели в противниках тех, кто казалось бы, должен был быть союзниками — образованный класс, интеллигенцию. Люди, закончившие университеты, имеющие дипломы — надевали армяк и становились к сохе. Некоторые реально, некоторые — в том, что они проповедовали.

Точно так же, попытка дать конституцию раньше, успех, например, декабристов — ничего бы не изменили в лучшую сторону. Проблема была в другом.

Идею ускоренного развития русская интеллигенция не просто не смогла принять — она в большинстве своем ее решительно отвергла. Причем речь шла не о попытке «не пойти по пути капитализма» как трактовали и сейчас трактуют некоторые марксисты — а о попытке не пойти по пути модернизации как «глубоко чуждом русскому национальному духу и разрушающему его». В какой-то мере они были даже правы — модернизация в итоге уничтожила русскую деревню, как в Африке модернизация уничтожила родо-племенной строй…

Когда осознаешь все это — напрашиваются очень невеселые выводы. Буржуазная революция, как в Великобритании, как во Франции — в России не могла произойти, но не потому, что русская буржуазия была слаба, или было слишком рано, или как считал Макс Вебер — слишком поздно. Она не могла произойти потому, что не было союза агентов перемен, буржуазии, стремящейся конвертировать деньги во власть, и интеллигенции, противостоящей реакционному и закостенелому правительству. В России на каждой исторической развилке — реакционной и закостенелой была интеллигенция, а правительство было как раз прогрессивным. Русская интеллигенция не была агентом перемен, она была рефлектором всех народных страхов, когда правительство на очередном историческом этапе втаскивало страну и народ за шкирку в очередную историческую эпоху с ее все более жесткими требованиями к обществу и индивиду. Интеллигенция, получая образование, не чувствовала себя выше народа и потому обязанной передать народу полученное знание, в ней не было цивилизаторского порыва европейских и англо-саксонских образованных классов. Наоборот, интеллигенты рефлектировали и многократно усиливали все страхи народа относительно модернизации. Современные примеры такого поведения очень мрачны — это убивавшие учителей афганские моджахеды, Аль-Каида, Исламское государство, нигерийская Боко Харам (книга грех), выступающая за отказ от любой системы образования, кроме религиозной. В этом страшном ряду — как, оказывается, стоит и Лев Николаевич Толстой.

При этом — сам народ то был ничуть не более глуп, и ничуть не менее предприимчив, чем любой европейский народ! Чем больше давали свободы — тем здоровее становилось хозяйство, тем больше было примеров поразительной хватки, когда люди, родившись в крепостном праве, и не имея даже личной свободы — на тот свет уходили миллионщиками, обеспечив всё своё потомство до десятого колена. Большая часть русских богачей происходит из низших, а не из высших сословий, мало кто получил имущество по наследству. И последнее из освобожденных сословий, крестьянское, — перед войной отнюдь не бедствовало, значительная его часть уже начала выбиваться в люди.

Вот что пишет Афанасий Фет, которого мы знаем как поэта — но на деле он был рачительный и успешный земледелец.

Теперь не только у мужика, у всякой бабы свой полушубок — большею частью дубленый. У одной трети крестьян тулупы. Всюду появились сапоги. Вместо прежней пакли во время извозов на шее возчиков ситцевый или шерстяной платок, а не то шарф. На ярмарках — ни одной кички и замашной рубахи, — все ситцевые платки и рубашки. Улицы в деревнях кишат салазками и леднями, на которых сидят… одетые и обутые дети. Мы долго могли проводить нашу параллель и прибавить, что розданный нами в 67-м году вспомогательный капитал нуждающимся в нынешнем, несмотря на упадок цены на хлеб, почти весь с процентами и благодарностью возвращен крестьянами и при сборе его не продано из их имущества ни одной курицы. На чем же основаны возгласы, будто благосостояние крестьян упало с освобождения? Этого быть не могло и на деле, слава Богу, нет.