Империя Леванта. Древняя земля тлеющего конфликта между Востоком и Западом

В общем, Кантакузин, показав туркам дорогу в Европу, совершил ту же тяжелую ошибку, какую за полтора века до него допустили Никифор Вотаниат и Никифор Мелиссен, когда, отстаивая свои династические амбиции, призвали тех же турок из Западной Анатолии. Но ошибку 1081 г., благодаря политическому гению Алексея Комнина, удалось исправить. Ошибку 1345 г. уже никто никогда не исправит.

Орхан, узнавший от самих византийцев об их неисправимом вырождении и введенный ими же в курс их дел, наконец совершил решительный шаг. В 1357 г. он овладел Галлиполи, ключом от Дарданелл со стороны Европы. Поскольку он уже владел ключевыми позициями на азиатском берегу, Абидосом и Лампсаком, то стал властелином проливов. Константинополь оказался во власти турка и мог в любой день быть отрезан от Европы. Его жители, рассказывает нам современник Деметриос Кидонес[349], чувствовали себя «словно попавшими в сеть».

В начале своего правления Орхан, как его предки, как прочие туркоманские принцы Малой Азии после падения Сельджукидов, носил всего лишь титул эмира. После своих завоеваний он, как сообщают нам некоторые его монеты, принял императорский титул султана, вакантный после исчезновения последних Сельджукидов, на наследство которых он теперь претендовал.

2. Завоевание Османами Балкан

Мурад I. Взятие Адрианополя и Косовская битва

Султан Мурад I, третий суверен Османской империи (ок. 1359–1389), был сыном Орхана и византийки. Ловкий и твердый политик, при этом страстный воин, он видел бессилие, в котором оказался христианский мир Балкан вследствие своих раздоров. Удивительные победы, отметившие его царствование, на пять столетий вперед определят судьбу Востока. Но не стоит забывать, что его победы, какими бы поразительными они нам ни казались, объясняются балканской анархией и, в более общем плане, европейской анархией того времени: с одной стороны, раздоры между Византийской империей, Сербской державой и Болгарским царством; с другой — соперничество, периодически переходящее в открытую войну, между морскими республиками Генуей и Венецией; наконец, конфессиональная пропасть, более чем когда бы то ни было непреодолимая, между римской церковью и греческим православием. В этих условиях Балканы ждали хозяина. Осколки Византийской империи, в частности, были бесхозными землями. Вопрос заключался в том, кто ими завладеет. Большая Каталонская компания в 1305 г. готова была захватить Константинополь, но она находилась слишком далеко от своей родной Испании, чтобы завоевание это стало прочным, и, даже если бы оно удалось, она быстро растворилась бы в своей победе, как это произошло в Аттике после ее триумфа на озере Копаис. Точно так же за сто лет до того исчезла латинская Константинопольская империя. Сербский рывок к Эгейскому морю, казалось, имел больше шансов, и при выдающемся сербском царе Стефане Душане (1331–1355) можно было ожидать, что он дойдет до Константинополя и Салоник. Но южнославянская анархия уже на следующий день после смерти Душана остановила этот порыв, казавшийся неудержимым. Наконец, победили именно османы, поскольку они находились близко к месту действия, на берегах Мраморного моря, а еще потому, что судьба последовательно ставила во главе их нескольких выдающихся военачальников, знавших, чего они хотят, стремящихся к завоеваниям и не имеющим другой цели.