Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Горбачёвская политика гласности и перестройки породила в СССР стремление узнать правду о советском прошлом и исправить его ошибки. Начались открытые дискуссии о депортации крымских татар, чеченцев и других национальностей, а также о советской политике форсированной ассимиляции и лингвистической русификации. Горбачёв, чьим намерением было сделать Советский Союз жизнеспособным социалистическим государством, отбросил давнюю большевистскую риторику о слиянии наций и призвал к взаимному уважению и сотрудничеству. Кроме того, он провозгласил, что «даже мельчайшие» этнические группы обладают национальными правами[1211]. В этом новом политическом климате народы, не имевшие статуса национальности, стали добиваться его, а имевшие потребовали большей автономии. Всесоюзная перепись 1989 года проходила на этом фоне.

В духе того времени «Список национальностей СССР» для переписи 1989 года был расширен еще радикальнее. В пересмотренный список вошло 128 народов (102 национальности и 26 народностей) – значительный рост в сравнении с переписью 1979 года, признававшей 101 народ[1212]. Этнографы и статистики, составлявшие список, вернули многие из иностранных (диаспорных) национальностей, исключенных из списка 1979 года: французов, итальянцев, испанцев, албанцев, китайцев, японцев, арабов и афганцев. Также эксперты добавили несколько иностранных национальностей, никогда ранее не входивших в списки, например австрийцев и кубинцев. В новый список вошел и ряд народов, исключенных из списка в конце 1930‐х годов, – горские евреи, грузинские евреи, среднеазиатские евреи и чуванцы. Возможно, важнее всего было то, что группы, ранее каталогизированные под общей рубрикой «Народности Дагестана» (аварцы, лакцы, лезгины и др.), были отделены друг от друга и признаны полноценными национальностями[1213].

Долгие дискуссии вокруг составления списка 1989 года и общее внимание к вопросу национальности при Горбачёве явно свидетельствовали о том, насколько важны национальные категории в Советском Союзе. За прошедшие семьдесят лет стало общепризнанным, что только официальные национальности могут обладать землей, правами, хозяйственными и культурными ресурсами. Поскольку люди обращались в учреждения, организованные по национальному признаку, и требовали национальных прав, а советские эксперты создавали официальные истории для всех советских наций, то «национальность» стала самой важной категорией идентичности для советских граждан. Конечно, все еще предполагалось, что когда-нибудь в отдаленном будущем нации отомрут. Но вышло так, что первым отмерло партийное государство.

Ни национализм, ни национальные противоречия не стали причиной распада Советского Союза в 1991 году[1214]. Перенапряжение, экономический упадок и потеря веры в коммунистическое будущее (как у широких масс, так и у самых преданных режиму граждан) послужили гораздо более важными факторами дестабилизации и обрушения «последней империи»[1215]. В конечном счете советские руководители и эксперты не смогли веско и убедительно объяснить, куда идет Советский Союз. Но в ходе коллапса «принцип национальности» стал точкой сборки в национальных республиках и областях. Впечатляющий успех советской политики нациестроительства в сочетании с тем фактом, что нации обладали правами на международной арене, привел к тому, что «нация» стала восприниматься как естественная форма организации для постсоветских государств-преемников. Все официальные советские национальности уже обладали своими собственными национальными учреждениями, культурами, языками и элитами, а также развитым чувством национального самосознания; крупнейшие социалистические нации имели свои собственные национально-территориальные единицы и правительства. Все это облегчало распад СССР по национальным границам и способствовало тем процессам, которые после 1991 года стали приветствоваться многими нерусскими как деколонизация.