Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Аимские просители выражали свои жалобы на языке советской власти и быстро учились направлять их в соответствующие государственные органы. Подобно опытным бюрократам, они документировали сам процесс своих апелляций. Например, в обращении, посланном Сталину весной 1927 года, изложена вся прежняя переписка с советскими чиновниками[641]. Согласно этой петиции, представители узбеков Аимской волости вначале обратились в Комиссию по районированию Средней Азии и Среднеазиатское бюро в Ташкенте. Среднеазиатское бюро направило их в московскую Комиссию ЦИК по районированию, куда они затем дважды передавали петиции из рук в руки. В феврале 1926 года представитель Комиссии ЦИК по районированию прибыл в Аимскую волость, чтобы оценить ситуацию; он порекомендовал включить Аимскую волость и Андижан вместе в какую-нибудь одну республику – не важно, в Узбекскую ССР или в Киргизскую АСС[642]Р. Просители были разочарованы этим решением и послали в Москву другого делегата. Вскоре после того в Аимскую волость прибыли Яков Петерс и два других члена подкомиссии по районированию. Петерс вновь заверил просителей, что вопрос будет решен в их пользу, и в сентябре 1926 года ЦИК действительно постановил передать шесть аулов Аимской волости Узбекистану. Но из‐за протестов киргизского правительства решение ЦИК не было проведено в жизнь. В январе 1927 года в Аимскую волость приехали Бяшим Кульбешеров и два других члена новой паритетной комиссии ЦИК. Кульбешеров подал просителям надежду на благополучный исход, однако в марте объявил, что вопрос можно будет решить только на новой сессии Съезда Советов[643].

Из рассказа аимских просителей очень хорошо видно, что ставки со временем росли. Пока советские управленцы обсуждали судьбу этих аулов, киргизское правительство начало сажать в тюрьму узбекских крестьян и «делать нападения» на местных жителей-узбеков. Первоначально просители беспокоились о потере земли и ресурсов. Позже они стали тревожиться за свою безопасность и выживание в качестве узбеков в Киргизской республике[644]. Активно занимаясь апелляциями и борьбой за свои базовые права, эти люди вырабатывали у себя повышенное ощущение того, что определялось советскими чиновниками как национальное самосознание. Действительно ли просители считали себя представителями отдельной узбекской национальности? Ответить на этот вопрос невозможно. Но главное, что они говорили с государством на понятийном языке национальности и тем самым помогали воплотить в реальность официальные национальные категории. Просители не оспаривали официального постулата, что «национальность» связана с землей и другими ресурсами, а, напротив, настаивали, что должны обладать этими ресурсами в силу своих национальных прав.

В своих аулах в Киргизской АССР аимские просители не понимали, почему советское руководство так долго не может принять решения по их волости. Между тем советские чиновники в Москве и Ташкенте тонули в море претензий и контрпретензий на спорные регионы узбекско-киргизского, узбекско-туркменского, узбекско-казахского и узбекско-таджикского пограничий. Пытаясь уладить споры между Узбекистаном и Киргизией, паритетная комиссия ЦИК (сформированная в декабре 1926 года из представителей обеих республик и всесоюзных организаций) изучала длинный список спорных территорий[645]. Визит Кульбешерова в Аимскую волость в январе 1927 года проходил в рамках большой поездки с остановками во многих других спорных районах Ферганской долины[646]. После этой поездки Кульбешеров заключил, что шесть аулов Аимской волости следует передать Узбекской ССР, однако отложил решение аимского вопроса из соображений паритета: он стремился оценить все узбекско-киргизские территориальные споры в целом, чтобы прийти к компромиссу, приемлемому для обеих сторон.