Империя пера Екатерины II: литература как политика

Если проект объединения «греческой и латинской» церквей относился к стародавним временам, то упоминание романа Ж. – Ф. Мармонтеля «Велисарий» (Bélisaire, 1767) относилось к новейшим событиям. Роман был осужден Сорбонной за кощунство; автор прислал свое сочинение Екатерине, которая – во время путешествия по Волге в том же году – организовала его коллективный перевод на русский язык (сама Екатерина перевела девятую главу романа). В 1768 году роман был издан в России, и это событие стало предметом гордости императрицы, демонстрацией религиозной толерантности и просвещенности ее монархии.

Показательно, что первое впечатление от «Антидота» было именно таким, на которое и рассчитывала императрица: во-первых, северная империя двигалась по пути, проложенному «фернейским отшельником» и его «собратьями»; измышления Шаппа отражали лишь позицию сторонников Шуазёля и покровителей Мустафы («мустафитов») в русско-турецкой войне; во-вторых, Вольтер принял Дашкову за реального автора «Антидота», смело защищавшего и Россию, и Екатерину, и даже Мармонтеля с его друзьями в их собственной войне с французскими «Welches» – слово, в переписке Вольтера обозначавшее «невежд».

Так, в письме к Екатерине от 10 июля 1771 года Вольтер осторожно вводит упоминание «Антидота», но избегает давать какое-либо оценочное мнение, прославляя лишь то, что принадлежало перу императрицы, – ее «Наказ»: «В довольно живой критике большого сочинения аббата Шаппа я прочел, что в западном государстве, называемом страной Невежд (Welches), правительство запретило ввоз лучшей и наиболее уважаемой книги; одним словом, не разрешено пропускать на таможне возвышенные и мудрые мысли „Наказа“, подписанного Екатериной; я не могу в это поверить»[46].

Вольтер умело дает понять, что прочитал «Антидот», но, поскольку для него здесь кроется загадка с несколькими неизвестными (Дашкова ли автор? С ведома ли Екатерины написана книга? Почему сама Екатерина не вызывает его на разговор об этой книге и не сообщает о ее авторе?), он фокусируется на истории с запрещением во Франции (стране «невежд» и Сорбонны) «Наказа» как на наиболее существенном эпизоде всего «Антидота». Это был беспроигрышный и наиболее дипломатичный вариант разговора, вежливым образом затрагивающий появление «Антидота», но не настаивающий на продолжении разговора о нем.

Екатерина не подхватила разговор об «Антидоте», но разразилась целым пассажем о природном богатстве и плодородии южной Сибири в письме к Вольтеру от 7 (17) октября 1771 года[47]. Этот пассаж был вызван присланной Вольтером работой «Вопросы об Энциклопедии» (1770–1772), ее разделом «Общественная экономия». Живой и чрезвычайно взволнованный ответ Екатерины о Сибири продемонстрировал Вольтеру чувствительность императрицы к сюжетам двух антагонистических книг – «Путешествия в Сибирь» и «Антидота». В ответ, в письме от 18 ноября того же 1771 года, корреспондент императрицы поспешил осыпать свою покровительницу похвалами (письмо императрицы «в десяти строчках говорит мне больше, чем целая книга аббата Шаппа»[48]) и даже предложениями напечатать этот пассаж в приложении к своей работе.

Екатерина завершила этот «невидимый» диалог о Шаппе своим вердиктом (письмо к Вольтеру от 3 (14) декабря 1771 года): «Сказки аббата Шаппа не заслуживают ни малейшего доверия. Я его никогда не видала, а между тем, как говорят, он заявляет в своей книге, что измерил свечные огарки в моей комнате, куда никогда не ступала его нога. Это факт»[49].

Екатерина подчеркнуто дистанцировалась от обеих книг – и книгу Шаппа она якобы знает только по пересказам других («как говорят») и не знает содержания «Антидота», куда вошел гневный фрагмент о свечных огарках. Она решительно отстранялась от разговора на эту тему – «Антидот», по ее мнению, должен был быть детищем независимого автора, никак не связанного с двором и выражающего свое собственное мнение.

Как и Вольтер, Дидро оказался в полном неведении об авторстве «Антидота». Дидро, давая резко отрицательную оценку обеим книгам в письме к Гримму от 4 марта 1771 года, сравнивал «Путешествие в Сибирь» Шаппа и ответ на него неизвестного ему автора, в коем он поначалу подозревал кого-то из своих соотечественников. Дидро писал: «Вот книга (речь идет здесь не об «Антидоте», а о книге Шаппа. – В. П.), наихудшая, насколько это возможно, по тону, самая ничтожная по сути, самая нелепая по своим претензиям. И эта книга опровергается таким образом: следовательно, обитатели России – самые мудрые, самые цивилизованные, самые многочисленные и самые богатые на земле. Тот, кто дал отпор Шаппу, заслуживает большего презрения своим низкопоклонством, чем Шапп своими ошибками и ложью»[50].