Империя пера Екатерины II: литература как политика

Комментаторы, анализировавшие это письмо Дидро, адресовали весь негативный набор эпитетов одному лишь «Антидоту», не заметив имевшегося здесь противопоставления двух книг: есть одна плохая книга (книга Шаппа), но она опровергается еще худшей книгой – той, которая дает «отпор Шаппу». По логике Дидро, книга Шаппа – «наихудшая» и «ничтожная по сути», но и опровергающая ее книга («Антидот») «заслуживает большего презрения своим низкопоклонством». Дидро полагал, что «Антидот» явно написан с какой-то презренной целью и исполнен «низкопоклонства» перед русской стороной, то есть перед императрицей. Дидро не узнал в авторе «Антидота» «своего кумира» – Екатерину.

Поразительно, что спустя две недели Дидро – самостоятельно или под влиянием слухов – решит, что автором «Антидота» является его друг Фальконе, находящийся в Петербурге. В письме от 20 марта 1771 года Дидро сообщает Фальконе, что уже «посмотрел» три присланных сочинения пера скульптора – письмо от Фальконе, шуточный текст под названием «Les Lunettes» («Очки») и «Антидот на лжи аббата Шаппа»[51]. Дидро вежливо, но сухо отзывается о литературных «плодах досуга» (productions de votre loisir) скульптора на русской службе. Как видно из этих двух писем, Дидро не догадывался, кто истинный автор «Антидота», и подозревал своего друга Фальконе, жившего в Петербурге и работавшего над памятником Петру I, в написании «заказной» книги.

Екатерина не способствовала пресечению слухов ни об авторстве Дашковой, ни об авторстве Фальконе. Она намеренно не вступала в дискуссию об «Антидоте» со своими французскими поклонниками.

Разговор об «Антидоте» вновь возникает уже в более позднем письме Вольтера к Рюльеру от 8 августа 1774 года. В этом письме Вольтер – не без иронии называя аббата «таким приятным философом» и играя словами «grand» и «gros» – сообщает, что читает «великую и толстую книгу» Шаппа и твердо встает на его сторону против Дашковой, «madame la princesse Sharkof, ou Sarrekof»[52]. Впрочем, любезно-иронический тон, как кажется, едва скрывает насмешку философа над авторами обеих обсуждаемых книг. В том же письме он называет Дашкову «не в меньшей степени приятной» (для обоих авторов книг Вольтер находит лишь один сомнительный комплимент – «приятный»). Что же касается переиначенного имени Дашковой (в письме Вольтер лукаво извиняется, что не может так же хорошо произносить русские имена, как это делает Рюльер), то здесь мог содержаться скрытый намек – отсылка к слову «царь» (Царьков-Sarrekof). Возможно, Вольтер к этому времени имел основания сомневаться, что Дашкова истинный автор «Антидота», – он уже много лет регулярно получал письма Екатерины II и не хуже Пыпина изучил ее стиль и язык, ее ошибки во французском. Вполне вероятно, что Вольтер играет в письме к Рюльеру с двумя именами (княгини Дашковой и царицы), смешивая их в своей лингвистической остроте и намекая на императрицу, инспирировавшую толки о Дашковой как сочинительнице «Антидота». Вольтер сам не раз прибегал к литературным мистификациям – к 1774 году он уже мог разгадать мистификацию русской царицы. Коверкание фамилии Дашковой тем более удивительно, что в других письмах Вольтер писал ее правильно[53].

Миф о России: между Монтескье и Руссо

Одним из самых главных критических замечаний в адрес Шаппа был отказ признать его сочинение «философским». Первым об этом заявил Гримм, указав, что сочинение Шаппа – ребяческое в своем желании слыть философом[54]. Екатерина подхватила это суждение, сделав его лейтмотивом своего «Антидота»: «У аббата взгляд не философский» (229). Она недоумевает, как могла книга Шаппа быть одобрена французской Королевской академией наук, а «знаменитый д’Аламбер» посоветовал напечатать «сочинение, наименее философское» (230). Еще более «страшное» обвинение прозвучало из уст просвещенной читательницы Вольтера и Дидро во втором томе: по мнению одного из друзей автора «Антидота», встречавших Шаппа в Сибири, «аббат только прикидывается философом, в сущности же он монах до мозга костей» (327).

Почему это замечание казалось важным для императрицы, опровергающей книгу Шаппа? Выведение аббата Шаппа из числа «философов» означало сильнейшую степень дискредитации автора, удаление его за пределы интеллектуального сообщества – того мира, в котором создавались репутации и действовали свои исключительно влиятельные мнения. Царственные особы, как известно, один за другим предлагали философам резиденции (Фридрих II – Руссо в Невшательском кантоне), службу по воспитанию юных наследников (Екатерина – отказавшему ей Даламберу; Руссо постоянно был осыпаем подобными предложениями), почетное место философа-собеседника (Вольтер у того же Фридриха II или вскоре Дидро у Екатерины). Этот симбиоз мыслителей и правителей создавал в середине XVIII века уникальную интеллектуальную атмосферу: философы круга «Энциклопедии» буквально держали в своих руках общественное мнение всей Европы[55].